На перепутье

Оглядывая кабинет, Леон, пожалуй, впервые осознал, что брак отца и матери был удачным. Эта комната, наполненная ими обоими, скорее всего, была для них такой же интимной, как и та спальня над его головой, где они сейчас спали. Он никогда не задумывался, каковы составные части успешного брака, но сейчас, оглядываясь вокруг, он душой почувствовал их в этой комнате. Это ощущение его порадовало. Он направился к бару и налил себе виски. Затем стал рыться в стопках журналов, лежащих на полу.

Вскоре Леон обнаружил с десяток номеров «L'Ancienne». По-видимому, мать сохраняла только наиболее заинтересовавшие ее номера. Взглянув на мольберт, он увидел, что она рисует его «Весенний цветок». Он с презрением посмотрел на образ, который создал, когда ему было пятнадцать лет. «Какая ерунда», — подумал он.

Леон перевел взгляд на свою задрапированную обнаженную девушку, которая стояла у окна на подставке для цветов. Мать расположила ее так, что зеленые листья живого растения, обвивая подставку, как бы продолжали бронзовый плющ до самого пола. Он снова взглянул на холст. Масло и яркие цвета, выбранные матерью, делали его скульптуру живой. Она не копировала его работу, а использовала ее в качестве модели в своих собственных целях. Странно, для чего она это делала?

Открыв один из журналов, Леон бегло просмотрел список редакторов. Там были ученые из Англии, Израиля, Италии, Америки и Греции. «Афины. Кантара Нифороус». «Тара в моей постели», — подумал он. Что он чувствовал, когда был с ней? Разумеется, радость и силу. До какой-то степени игру. Секс был для нее совершенно естественным. Она не таила ничего. И все же, даже будучи ласковой и игривой, умудрялась передать ему ощущение глубокой серьезности. Что он чувствовал потом? Восторг, чистоту, которых давным-давно не испытывал — со времени Валери. Он вспомнил ночь много месяцев назад, когда он был с Блэр. После секса она повернулась к нему и задумчиво сказала:

— Помни огонь, но не пепел.

С Тарой пепла не было. Ее огонь будто сжигал его до состояния чистоты, и ничего не оставалось от его тела, кроме яркого сияния пламени. Он не видел ее два месяца, но почувствовал реакцию в паху — впервые после его возвращения из Греции. Он должен снова ее увидеть, ему не терпится ее увидеть и снова прижать к себе.

Леон полистал другие журналы и нашел еще две ее статьи. Он заметил также статью Димитриоса Коконаса (длинную) и пометки на полях, сделанные его матерью.

Он начал читать одну из статей Тары. Она касалась различных типов мрамора, который греки употребляли в строительстве и скульптурных работах, объяснялась разница между паросским и пентелийским мрамором и описывалось, как они выветриваются: первый — длинными полосами, а второй — отдельными участками. Леон уронил журнал на пол. Кому какое дело, черт побери?

Просматривая следующую статью, он вспомнил неистовую радость Тары, когда она нашла маленькую бронзовую фигурку атлета в тот самый день, когда они встретились. В статье она писала, насколько редки такие фигурки, потому что в древние времена их часто переплавляли на оружие.

Он встал с дивана и направился в кухню, читая по дороге и удивляясь, как может человек, такой живой в постели, хоронить себя в этих мертвых предметах? Он сделал себе бутерброд, налил стакан молока и продолжал выборочно читать.

Именно в обнаженном человеческом теле древние греки видели прекрасную и разнообразную форму, с помощью которой можно передать высшее состояние человеческого восторга, определив идеальный баланс между сознанием и бытием — между разумом и материей, слившимися в идеальной гармонии.

Леон плюхнулся на диван и остановился на последнем абзаце статьи.

Самые ранние скульптуры обнаженных мужчин в греческом искусстве традиционно считались аполлонами. Аполлон — бог правосудия, его называли еще богом света, потому что для греков правосудие могло быть совершенно только в свете разума. Разве не просил герой Гомера больше света, хотя это был свет, в котором он должен был умереть? Для величайших древних греческих мыслителей не было ничего более захватывающего, чем все реальное и верное своей природе, а быть человеком считалось самым захватывающим…