На перепутье

— Не слушай ты ее, Ники, — сказал Леон. — Она со всеми так себя ведет. Таков уж мир искусства. Как и все остальные, она старается выжить в этом бизнесе.

— Дорина говорит, что наше дело, дело художников, — показать людям, почему стоит жить.

Вэну было очень жаль мальчишку. Не стоило Фло быть такой бестактной.

— Послушай, Леон, почему бы тебе не попытаться договориться с галереей «Мэлиноу»? Жак иностранец, к тому же он старше. Он может купиться на романтику этих работ. Фло ведь с реализмом никогда дела не имела. Возможно, эти работы слишком оригинальны и смелы для галереи Жака, но почему бы не попытаться?

— Я не помешаю?

Ники едва не выпал из окна.

— Дорина!

— Ники. Привет, Леон. — Дорина посмотрела на Вэна, дожидаясь, когда его представят.

Вэн улыбнулся и протянул руку. Так вот какая она, Дорина, человек твердых убеждений и любительница кружевных салфеток.

— Я Роберт Вэн Варен. Леон пригласил меня посмотреть работы Ники.

Дорина продолжала стоять, не снимая ни пальто, ни шляпы.

— Понятно. Так что, посмотрели?

Леон и Ники обменялись взглядами. Ники заверил Леона, что Дорина каждую среду занимается реставрационными работами и, следовательно, ее не будет в студии.

— Да, и ваши тоже. Все очень интересно. — Вэн явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя женщина вела себе предельно вежливо.

— Мне известно ваше имя, мистер Вэн Варен. Значит, вы пришли посмотреть работы Ники или написать о них?

— Да, разумеется. Я был бы рад написать, но, если честно, эти работы никак не вписываются в сегодняшнее сообщество художников. — Он осторожно улыбнулся. — Работы Ники очень романтичны и реалистичны, но такие тенденции, как бы это сказать, сейчас не в фаворе. Кстати, ваша техника безукоризненна.

Леон вздернул голову. Одно дело, когда тебя не признают, потому что твои работы плохи; совсем другое, когда тебя не признают, потому что твои работы слишком хороши. Похоже, его идея оборачивалась против него самого.

Дорина повесила пальто на вешалку и швырнула шляпу на диванчик.

— Теперь, если ваш «просмотр» закончен, мистер Вэн Варен, пожалуйста, уходите. Вы можете к нему присоединиться, Леон.

— Это я их пригласил, Дорина, — вмешался Ники, бросив взгляд в мусорную корзину: теперь он не сможет даже заменить разбитый бокал новым. Дорина взглянула на Леона.

— В самом деле? Но ведь это не твоя студия, Ники. Она моя. — Дорина повернулась к нему. — Сколько обзоров мистера Вэн Варена ты читал, Ники?

— Ну, на самом деле, ни одного. Вы всегда говорили, что его журнал…

— Тогда позволь мне пересказать некоторые статьи мистера Вэн Варена. — Она взглянула прямо в глаза критику. — В одной описывалась темная комната, полная телевизионных экранов, они быстро мигали, но ничего не показывали. Другая привлекала внимание к «звуковой скульптуре»: речь шла о комнате, наполненной звуками дорожного движения. Что еще? Картина, выполненная человеческими экскрементами в рамке из обезьяньих костей; на другом полотне — краска, разбрызганная пропеллером по гигантскому полотну; кусок желтого пенопласта, заклеенный рваными театральными афишами; «рисунки», выполненные «художником», с завязанными глазами, который скреб по бумаге под движение поезда метро и умудрялся закончить новый шедевр между двумя станциями. Самое последнее, особо ценное в смысле новостей, — круг из петард, взрывающихся спонтанно, разгоняя зрителей и вызывая необходимость звонить пожарникам. Но, оказывается, все так и было задумано. Разумеется, всего я не помню. Должна признаться, я читала далеко не все статьи. Только те, которые вошли в историю изобразительного искусства.

Вэн не отвел взгляда. Такая крошечная женщина, но какой характер!

— Вы забыли печенье с предсказанием будущего, содержащее мини-романы, — с улыбкой напомнил он. — Новости есть новости.

— А почему вы считаете, что наши работы не новости?

— Публика приходит, чтобы увидеть что-то шокирующее, сенсационное. Порог сенсационности ныне очень высок.

— Epater le Bourgeois[9]? Это несколько несовременно, вы не находите? Я бы сказала, что публика сегодня шокоустойчива. — Дорина подвинула свой мольберт поближе к окну и начала перебирать свои краски и кисти. До чего было приятно высказывать мысли, которые мучили ее так долго! Она попросила его уйти, но он предпочел остаться, поэтому она продолжила: — Мне этот лозунг всегда нравился. Большинство художников, которые мечтают «шокировать», сами принадлежат к среднему классу. Говорят, что модернизм выражает иронию. Так вот, самое смешное во всем этом то, что тот самый класс, из которого они стремятся вырваться, признал работы этих так называемых художников-авангардистов. Средние классы обожают модерн. В этом, я согласна, и есть «ирония».

— В ваших словах звучит горечь, мисс Свинг.

— Верно. Но только потому, что вы не даете нам равных условий.

— Что вы имеете в виду под равными условиями? — искренне удивился Вэн.