На пятьдесят оттенков темнее

Он вздыхает и наклоняет голову набок. По-моему, он смущен. «Он и должен смутиться!» – рычит мое подсознание.

– Возможно, это прозвучит некрасиво, но это моя подстраховка, – шепчет он, готовый увидеть мое возмущение.

– Подстраховка?

– Мера против огласки.

Монетка падает и со стуком катается в моей голове.

– А-а, – бормочу я, потому что не знаю, что еще сказать. Я закрываю глаза. Вот так. Вот они, пятьдесят оттенков порока, прямо передо мной. – Да. Правильно, – бормочу я. – Звучит действительно некрасиво.

Я встаю и начинаю убирать посуду. Я больше ничего не хочу знать.

– Ана.

– Они-то знают? Девушки… сабы?

Он сдвигает брови.

– Конечно.

А-а, ладно, уже легче… Он хватает меня за талию и прижимает к себе.

– Эти фотографии должны храниться в сейфе. Они не для развлечения. – Немного помолчав, он добавляет: – Может, когда-то и были такими. Но… – Он умолкает и испытующе глядит на меня. – Они ничего не значат.

– Кто же положил их в твой шкаф?

– Это могла сделать только Лейла.

– Она знает код твоего сейфа?

Он пожимает плечами.

– Возможно. Это очень длинная комбинация цифр, и я редко ею пользуюсь. Поэтому я записал ее однажды и никогда не менял. – Он качает головой. – Интересно, что еще она знает и вынимала ли оттуда что-либо еще. – Он хмурится, потом опять поворачивается ко мне. – Слушай. Если хочешь, я уничтожу эти снимки. Прямо сейчас.

– Кристиан, это твои снимки. Делай с ними, что хочешь, – бормочу я.

– Не надо так говорить. – Сжав ладонями мои виски, он смотрит мне в глаза. – Мне не нужна та жизнь. Я хочу жить другой жизнью, вместе с тобой.

Черт побери! Откуда он знает, что за моим ужасом из-за этих снимков стоит моя паранойя?

– Ана, я думаю, что сегодня утром мы изгнали всех призраков. Я чувствую это. А ты?

Я растерянно моргаю, вспоминая наше очень-очень приятное, романтичное и абсолютно безнравственное и порочное утро в его игровой комнате.

– Да. – Я улыбаюсь. – Да, мне тоже так кажется.

– Хорошо. – Он наклоняется и целует меня, обнимая за плечи. – Я положу их в шредер. Теперь мне надо поработать. Извини, малышка, но сегодня днем мне необходимо сделать кучу дел.

– Ладно. А мне надо позвонить маме. – Я морщусь. – Еще я хочу кое-что купить и испечь для тебя торт.

У него загораются глаза, как у маленького мальчика.

– Торт?

Я киваю.

– Шоколадный торт? – Его улыбка неотразима.

– Ты хочешь шоколадный?

Он молча кивает.

– Я попробую, мистер Грей.

Он опять меня целует.

Карла молчит, потрясенная известием.

– Мам, скажи что-нибудь.

– Ты не беременна, а? – шепчет она в ужасе.

– Нет, нет и нет, ничего такого.

Разочарование острым ножом колет мое сердце. Мне грустно, что она могла подумать обо мне такое. Но потом с унынием вспоминаю, что она была беременна мной, когда вышла замуж за моего отца.

– Прости, дорогая. Все это так неожиданно. То есть, конечно, Кристиан – выгодная партия, но ты такая юная и еще не повидала мир.

– Мам, неужели ты не можешь просто порадоваться за меня? Я его люблю.

– Дорогая, мне просто надо привыкнуть к этой мысли. Для меня это шок. Еще в Джорджии я видела, что между вами завязывалось нечто особенное, но брак?

Тогда, в Джорджии, он хотел, чтобы я стала его сабой… Но об этом я умолчу.

– Вы уже назначили дату свадьбы?

– Нет.

– Ах, если бы был жив твой отец, – шепчет мать с привычным драматизмом. Ой, нет… только не это. Не сейчас.

– Конечно, мама. Я бы тоже хотела на него посмотреть.

– Он только однажды держал тебя на руках и был так горд. Он сказал, что ты самая красивая девочка на свете.

В ее голосе звучит смертная тоска, она пересказывает семейную легенду… в который раз. Далее должна пролиться крупная слеза.

– Я знаю, мама.

– А потом он умер.

Она шмыгает носом, и я знаю, что эти слова всякий раз выбивают ее из колеи.

– Мама, – шепчу я, жалея, что не могу ее немедленно обнять и успокоить.

– Я старая дура, – бормочет она и опять шмыгает носом. – Конечно, дорогая, я счастлива за тебя. А Рэй знает? – добавляет она. Кажется, ее душевный покой уже восстановлен.

– Кристиан только что говорил с ним и просил моей руки.

– Ах, как это мило. – Она говорит это не без меланхолии, вероятно, делает над собой усилие.

– Да, они хорошо пообщались.

– Ана, дорогая, я очень люблю тебя. Я счастлива за тебя. И вы оба непременно должны приехать ко мне.

– Да, мама. Я тоже люблю тебя.

– Меня зовет Боб, я должна идти. Сообщи мне дату. Нам нужно все распланировать… А вы устроите грандиозную свадьбу?

Грандиозная свадьба, черт. Я даже не думала об этом. Грандиозная свадьба? Нет. Я не хочу грандиозной свадьбы.

– Я еще не знаю. Как только станет ясно, я позвоню.

– Хорошо. Будь осторожнее. Вам нужно пожить немного для себя… не спешить с детьми.

Дети! Ну вот, опять: прозрачный намек, что она родила меня так рано.

– Мама, я ведь не очень сильно разрушила твою жизнь, да?

Она охает.

– Нет-нет, Ана, никогда так не думай. Ты была самым лучшим, что когда-нибудь происходило со мной и твоим отцом. Ах, если бы он был жив! Он бы увидел, какая ты взрослая и уже выходишь замуж. – Она опять впадает в меланхолию.