Он берет меня за руку и тянет в свои объятия; я охотно подчиняюсь ему, ведь это мое самое любимое место в целом мире. Он пахнет свежим бельем, гелем для душа и Кристианом – это самый успокаивающий и возбуждающий запах на свете. А он прижался щекой к моим волосам и вдыхает их запах.
– Прости, что тебе пришлось выдержать все это. – Он виновато улыбается.
– Ты не виноват, Кристиан. Почему она оказалась здесь?
– Она друг семьи.
Я воздерживаюсь от комментариев.
– Больше не друг семьи. А как твоя мама?
– Мама сейчас чертовски зла на меня. Я ужасно рад, что ты здесь и что это произошло в середине вечеринки. Иначе я, может, и не перенес бы этого.
– Так тебе плохо, да?
Он кивает, глаза серьезные, и я чувствую, что он удивлен такой реакции.
– Ты осуждаешь ее? – Я говорю спокойно, ласково.
Он крепко обнимает меня и, кажется, не находит что ответить.
Наконец, отрицательно качает головой.
Эге! Прорыв!..
– Давай посидим? – прошу я.
– Конечно. Здесь?
Я киваю, и мы садимся на ступеньки.
– Так что ты чувствуешь? – спрашиваю я, с беспокойством сжимаю его руку и гляжу в печальное, серьезное лицо.
Он вздыхает.
– Я чувствую себя освободившимся.
Он пожимает плечами, потом улыбается своей великолепной, беззаботной улыбкой. Опасения и стресс от недавних событий канули в прошлое.
– Правда? – радуюсь я. Боже, да я проползу по битому стеклу ради этой улыбки!
– Наши деловые контакты закончены. Все.
Я хмурюсь.
– Ты собираешься ликвидировать салоны?
Он фыркает.
– Я не такой мстительный, Анастейша. Нет, я подарю их ей. Ведь я многим ей обязан. В понедельник я поговорю со своим юристом.
Я вопросительно поднимаю брови.
– И больше никакой миссис Робинсон?
Он кривит губы в усмешке и качает головой.
– Все позади.
– Мне жаль, что ты потерял друга.
Он пожимает плечами, потом ухмыляется.
– Тебе в самом деле жалко?
– Нет, – смущенно признаюсь я.
– Пошли. – Он встает и протягивает мне руку. – Поучаствуем в вечеринке, устроенной в нашу честь. Может, я даже напьюсь.
– Ты напиваешься? – спрашиваю я, беря его за руку.
– Нет. Я пьянствовал только в юности, когда был буйным подростком.
Мы спускаемся по лестнице.
– Ты что-нибудь ела? – спохватывается он.
Ой.
– Нет.
– Ну, тебе надо поесть. Судя по виду Элены и по исходившему от нее запаху, ты плеснула в нее одним из убойных коктейлей моего отца.
Он поворачивает ко мне лицо и пытается убрать с него свое веселое удивление. Не получается.
– Кристиан, я…
Он поднимает кверху ладонь.
– Не спорь, Анастейша. Если ты собираешься пить – и плескать спиртным в моих бывших, – тебе необходимо поесть. Это правило номер один. Кажется, мы уже это обсуждали после нашей первой ночи, проведенной вместе.
О да. «Хитман».
Когда мы идем по коридору, он останавливается и ласково проводит пальцами по моей щеке.
– Я долго лежал без сна и смотрел на тебя спящую, – говорит он. – Наверное, я уже любил тебя даже тогда.
О…
Он наклоняется и ласково целует меня, и тут я таю. Все напряжение последних часов постепенно уходит из моего тела.
– Поешь, – шепчет он.
– Ладно, – соглашаюсь я, потому что сейчас я готова сделать для него что угодно. Взяв меня за руку, он ведет меня на кухню, где вечеринка в полном разгаре.
– Доброй ночи, Джон, Райан.
– Еще раз поздравляем, Ана. У вас все будет хорошо. – Доктор Флинн прощается с нами. Мы вышли в вестибюль и провожаем его и Райан.
– Доброй ночи.
Кристиан закрывает дверь и качает головой. Потом смотрит на меня, и в его глазах внезапно вспыхивает восторг.
Что такое?..
– Осталась только наша семья. Кажется, мама выпила слишком много.
Грейс поет в гостиной караоке. Кейт и Миа спорят с ней на деньги.
– Ты ее осуждаешь? – Я смеюсь, стараясь сохранить между нами веселый настрой. Получается.
– Вы смеетесь надо мной, мисс Стил?
– Да.
– День получился напряженным.
– Кристиан, еще недавно каждый день, проведенный с тобой, был напряженным, – сардонически парирую я.
Он качает головой.
– Справедливое замечание, вовремя сделанное, мисс Стил. Пойдем – я хочу показать тебе кое-что.
Взяв меня за руку, он ведет меня через дом на кухню, где Каррик, Итан и Элиот обсуждают «Маринерс», допивают коктейли и доедают остатки угощений.
– Прогуляться решили? – с намеком интересуется Элиот, когда мы проходим через французские двери. Кристиан игнорирует его. Каррик хмурится на Элиота и с молчаливым упреком качает головой.
Мы поднимаемся по ступенькам на лужайку. Я снимаю туфли. Над заливом ярко светит месяц, отбрасывая на воду мириады оттенков серого. Вдали мерцают огни Сиэтла. В лодочном сарае горят огни, их свет кажется теплым в холодном сиянии луны.
– Кристиан, я хочу пойти завтра в церковь.
– Да?
– Я молилась, чтобы ты вернулся живым, и ты вернулся. Единственное, что я могла тогда сделать.
– Хорошо.
Мы какое-то время бродим, держась за руки, и молчим. Потом я вспоминаю одну вещь.
– Куда ты денешь мои фотографии, которые снял Хосе?
– Я подумал, что мы повесим их в новом доме.
– Ты его купил?
Он останавливается и с беспокойством говорит:
– Да. Мне показалось, что там тебе понравилось.
– Угу. Когда ты купил его?
– Вчера утром. Теперь нам надо решить, что с ним делать.