На поиски динозавров в Гоби

К вечеру о нем уже забыли, и это чуть не привело к беде. Лукьянова, погнавшаяся за щенком Гобиком, который, играя, стащил ее тапочек, оказалась жертвой грифа. Не успела она увернуться, как бросившийся на нее гриф сшиб ее с ног. Он метил клюнуть в глаз, но слишком короткая веревка не пустила его, и он промахнулся, снеся своим страшным клювом лишь родинку на щеке Лукьяновой. На ее крик все выскочили из палаток. По щеке Лукьяновой струилась кровь. Опасность была велика, так как гриф совсем недавно сидел на кулане и, несомненно, на его клюве был трупный яд. Я постарался поскорее промыть Марии Федоровне рану всеми имевшимися у нас антисептиками. Иван Антонович, пришедший вскоре с раскопок и узнавший о происшествии, приказал немедленно убрать грифа за пределы лагеря и уничтожить. К счастью, у Лукьяновой все обошлось благополучно.

Загрузивши коллекциями "Дракона", "Кулана" и "Волка", мы выехали в Улан-Батор. У Петрунина — водителя "Кулана", разболелся отмороженный зимой палец на ноге, и он ехал лечиться, В случае затяжки болезни экспедиция рисковала остаться без водителя. Его машину вел шофер "Тарбагана" Лихачев. Петрунин тяжело переживал свою нетрудоспособность и пытался сесть за руль. Пришлось категорически запретить ему это.

Едва мы сделали 15 километров, как у "Дракона" расплавился подшипник. Пришлось серьезно подумать, не вернуть ли машину в лагерь, с тем чтобы перегрузить коллекцию на "Тарбагана" или "Дзерена", оставшихся в лагере. Но шоферы проявили истинный героизм, отремонтировав "Дракона" за четыре часа!

В первый день мы смогли сделать всего лишь 75 километров за 9 ходовых часов. Такова была нэмэгэтинская дорожка! Много раз машины "садились" в песках и сухих руслах. На ночлег остановились, когда стало уже темно. Водитель "Дракона" Безбородов принялся за стряпню — варить суп из баранины. Но баран, должно быть, имел почтенный возраст и никак не желал вариться. В ожидании ужина Тимофей Гаврилович рассказал нам смешную историю, которая произошла с ним недавно.

Появившиеся за последнее время в лагере скорпионы и фаланги заползали всюду, доставляя немало хлопот и беспокойства. Как-то утром Тимофей Гаврилович начал обуваться, надевая сапог на босую ногу, и вдруг ощутил там нечто живое. Поспешно выдернув ногу, он швырнул сапог в сторону. Однако необходимо было обуться. Немного успокоившись, он принялся осторожно вытряхивать сапог, полагая таким образом изгнать оттуда своего врага. И действительно враг выскочил, вернее вывалился, ибо это были… собственные очки Тимофея Гавриловича, которые ночью свалились с табуретки в сапог. Рассказ всех развеселил, и как раз сварился ужин.

На следующий день попутный ветер стал настолько сильным, что скорость его превышала скорость машин. Мы начали задыхаться от зноя и пыли, вода в радиаторах кипела через каждые пять минут. Особенно скверно было перед Цаган-Дэрисуни-Хуралом, где дорогу размыло множество сухих русел и машины шли медленно, вздымая клубы пыли, похожей на золу.

Совершенно одуревшие, в половине третьего мы дотащились, наконец, до станка, где имелась прохладная юрта и в ней чай (о, блаженство!). Шоферы так устали, что следовало бы устроить здесь ночлег. Однако, превозмогая утомление, они согласились ехать до Далан-Дзадагада, где было решено сделать полдневный отдых. У Петрунина в довершение всех бед разболелись зубы. В 7 часов вечера, когда немного спала дневная жара, мы двинулись на Далан-Дзадагад, до которого оставалось 120 километров, но, правда, уже по сносной дороге. В половине двенадцатого ночи перед нами замелькали приветливые огоньки аймачного центра. Спали все, как убитые, одиннадцать часов.

В Далан-Дзадагаде машины догрузили коллекциями. Особенно много пришлось повозиться с баин-дзаковским монолитом, в котором был заключен панцирный динозавр. Монолит весил не менее трех тонн. В среднем на каждую машину приходилось около четырех тонн коллекций, и шоферы потихоньку ворчали, но коллекций было много и их надо было спешно вывозить. Выехали вечером, когда стала спадать дневная жара. Ветер тянул попутный. Все же до наступления темноты мы сделали около сотни километров.

Мне не хотелось ставить койку, и я улегся спать на ящик под самым потолком кузова. Ночью подул очень сильный ветер, и мне приснилось, что он, подхватив меня, с размаху ударил головой о мачту в палатке. Я проснулся от сильной боли в голове, так как в самом деле крепко стукнулся об один из металлических брусьев, на которых крепилась фанерчатая обшивка кузова. Уснув снова, я увидел, будто еду на "Козле" в маршрут и машина по наклонной плоскости попала вдруг в пещеру столь узкую, что из нее невозможно было никуда вылезти. Я начал задыхаться… и проснулся — голова моя была закрыта ватником, и мне действительно стало трудно дышать. Вероятно, дневная жара и сильное утомление порождали такие кошмарные сны.

Мы старались ехать в утренние и вечерние часы, устраивая длительные дневные привалы и кое-как спасаясь от жары в небольшой тени машины. Все же ехать было тяжело и для людей, и для машин.