На полпути

И трое мужчин, подойдя в темноте к скирде, прикрыли ее сверху брезентом. Но над ней уже сделали крышу, так что люцерна не намокла бы и при самом сильном ливне, простояла бы сухая с осени до весны.

Покончив с этим делом, они все вздохнули с облегчением отчасти потому, что стали уже сообщниками.

Во дворе усадьбы Дюри сказал:

— Домой я теперь не пойду. В четыре часа мне все равно уже нужно быть здесь.

Они попрощались, пожав друг другу руки; Дани направился в деревню, сторож заковылял рядом с ним. На востоке уже рассеивалась мгла. Действительно, Дюри вскоре пришлось бы отправляться из дому в Ореховую долину.

Они добрались уже до шоссе, когда старик Сентеш заговорил тихим голосом:

— Он всегда первый появляется на ферме. При мне пригнали сюда весной скотину. Он сразу запомнил, где чья корова, какая у нее кличка и где ее место в коровнике. Без него и теперь не могут привязать как следует скотину… Он сплел себе крепкий кнут. Но мне думается, даже если бы вернулись старые времена, кнут ему в его маленьком хозяйстве не понадобился бы… Такой уж он незлобивый человек…

Погруженные в свои мысли, они молча дошли до седьмой сторожки.

— Дядя Андриш, сколько трудодней вы получаете? — спросил вдруг Дани.

— Шесть десятых в день.

— С сегодняшнего дня будете получать по целому трудодню.

— Эх, сынок, плохо ты меня знаешь, — с горькой обидой проговорил старик.

Покраснев до ушей, Дани стал смущенно оправдываться:

— Да вовсе не потому… Ведь вы заслужили. Такого хорошего полевого сторожа, дядя Андриш, сроду не было в нашей деревне. Раньше сторож приходил в поле и дрых там. Верно? А вы всегда тут как тут. Да к тому же еще вы закапывали весной колдобины на проселочных дорогах. Потом я-то знаю, почему вы никогда не ходите с сумкой, а еду носите в кармане. Это чтобы кто-нибудь не подумал: «Что же прячет в своей сумке сторож?» С самого начала надо было положить вам по трудодню.

— Ты председатель, — примиренно заметил старик. — Тебе видней.

Через несколько дней по деревне все-таки распространился слух, что Дюри Пеллек тайком вернул брезент. Может быть, слух этот пошел от Регины, может быть, от самого Дюри, может быть, от весело щебечущих воробьев — ведь в деревне тайн не бывает. В деревне только то остается тайной, о чем не пронюхал ни один человек.

Однажды утром перед началом работы Мока сказала Дани:

— В прошлый раз вы убедили меня, товарищ Мадарас, и я решила, если не выяснится, кто вор, то и бог с ним, мы не будем заниматься розыском. Но теперь уже нельзя оставить так дело. В деревне обо всем известно, и если люди увидят, что виновника не наказали, то совсем обнаглеют. «Айда воровать! Не найдут у меня краденого, хорошо, а найдут, так все равно ничего со мной не сделают…» На днях кузнец Лёринц жаловался, что замучился вконец с ремонтом телег. Поставит он новую ось, а через неделю привозят ему ту же телегу со сломанной осью. Возчик снял дома новую ось, запрятал у себя на чердаке, а старую, никудышную, приладил к кооперативной телеге… Он и страха не ведает, потому что с самого начала мы распустили людей. Разрешили им прирезать землю к своим приусадебным участкам — вспомните только, они украли двести хольдов земли, разрешили им не сдать семенной материал. Тогда еще я говорила, что всякая ошибка впоследствии скажется. Вспомните только…

Дани пришлось признать, что Мока права. Беда лишь в том, что влип его лучший друг, у которого, правда, ветер гуляет в голове, но он все же любит Дюри, любит, несмотря на то что Дюри украл брезент.

— И еще одно, — продолжала беспощадно отчитывать его Мока. — Члены кооператива хотят, чтобы их председатель не был пристрастным. Если они замечают, что он дает кому-то поблажки, что его можно чем-нибудь подкупить, деньгами или вином, что он снисходителен к родственникам и дружкам, он тут же теряет авторитет. А всем известно, что Дюри Пеллек — ваш приятель…

У Дани возникло то же самое тяжелое чувство, как при подписании документа на полуторамиллионную ссуду. Какой груз лежит у него на плечах!.. Члены кооператива рискуют остаться с пустым брюхом, а он рискует своей головой. Своей головой, сердцем и всем дорогим, что есть у него в жизни. Но ведь тогда он все-таки подписал документ на полуторамиллионную ссуду и теперь надо тоже проявить решимость. Он не представлял раньше, с какими трудностями столкнется, став председателем. Но разве это может служить ему оправданием? Или лучше, пока не поздно, отказаться от должности? Пора ему наконец выйти на прямую дорогу.

— Не сердись на меня, приятель, — бормотал он себе под нос, когда ехал в полицию на мотоцикле «Паннония-250», который купил вместо трактора. — Не сердись на меня, приятель. Ты на моем месте поступил бы точно так же.

На другой день к вечеру в деревне объявился Драхош. Он объездил половину угодий, пока не нашел на кооперативном огороде агрономшу. На грядках уже краснели помидоры. Секретарь райкома сорвал один и попробовал.

— На следующей неделе можно выплатить за них аванс, — сказал он.

— За горох мы уже заплатили, — скромно заметила Мока.