На пороге Тьмы

— Нет.

— Вот офис Тенго, так? — передвинул я его портсигар по столу. — Вот так вход. Обходишь справа, вот здесь флигелек кирпичный, там контора. Я все распоряжения оставил, только удостоверение покажешь. Понял?

— Да понял я, только… как-то того, знаешь… не в кайф мне это все.

Вид у Федора и вправду был расстроенный. Ну, все верно, я по нему тоже скучать буду, сдружились, чего уж теперь.

— Ладно Федька, давай, ненавижу долго прощаться, — мы встали и обнялись, после чего я пошел к выходу.

Ну, вот и все. Как-то не верится мне в то, что мы оттуда вернемся. Так, или иначе. Не предусмотрено это ни моими планами, ни планами Милославского. И с этим мы заранее смирились, или пан, или пропал.

Дошел до дома, разделся в прихожей. Настя была в спальне, собирала рюкзак.

— Зачем? — спросил я, не вдаваясь в подробности, но она меня поняла.

— Не знаю. Странно куда-то отправляться совсем без вещей. И просто не могу себе места найти, а так хоть чем-то занята.

— Я думаю что там, — я указал большим пальцем себе за спину, подразумевая при этом свой слой, откуда я провалился, — ничего из этого не понадобится.

— Мы к тебе домой попадем?

— Не знаю, — я подошел к комоду и тоже почему-то начал перебирать вещи. — Может и ко мне. Куда выбросит.

— А если выбросит в тундру какую-нибудь?

— С чего бы это? — удивился я. — Это уже ни в какую теорию не вписывается. В мой сарай и попадем, как мне кажется.

— И как мы там?

— Не знаю, видно будет. Возьму деньги и документы и поедем в гостиницу. Разберемся. Не важно. Главное… ты сама знаешь, что главное.

Она подошла ко мне, обняла, сцепив руки у меня за спиной.

— Ты меня любишь?

— Больше жизни.

— А если у нас не получится?

— Получится. Мы вот так, как сейчас, — я прижал ее к себе. — И что бы нас не ждало там, мы все равно будем вместе.

— Хорошо. Я тебя тоже люблю. И тоже больше жизни, что бы ты себе не думал.

* * *

— Хотите за руль? — предложил мне Милославский, стоя у двери "бомбардье", в багажник которого его молодцы закидывали какие-то сумки.

— Не откажусь. Никогда на такой не ездил.

— Говорят, обычная машина, ничего сложного, — добавил он.

— Я тоже так думаю. Ладно, увидим.

Все были какими-то сосредоточенными и молчаливыми, даже двое "упродов", теперь уже просто вохровцев — управление расформировали, а его остатки придали комендатуре. Но хлопцы остались те же самые, которых мы возим туда через неделю. Расселись, я завел двигатель, хрипловато затарахтевший за спиной — моторный отсек был сзади. Затем машина тронулась с места, легко поехала по укатанному снегу дороги, вполне нормально реагируя на повороты управляющих лыж. Затем мы продавили сугроб и выбрались на целину.

И опять ничего страшного не случилось. Да, появилось какое-то усилие, но ехали бодро, только снег шуршал и скрипел под полозьями и гусеницами. Настя сидела справа от меня, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо заснеженные поля, перелески, на низкое небо, затянутое облаками, которые так и продолжали понемногу подсыпать снега на окружающий мир.

Вот и все, наступил момент истины. Все кусочки головоломки встали на свои места, образовав картину. Надеюсь, что они действительно на своих местах и я ничего не перепутал, потому что исправить то, что мы сделаем, уже не получится. Скоро все решится. Не думаю, что Милославский будет тянуть время, я по лицу вижу как ему не терпится сделать то, к чему он так долго стремился. И мы к этому стремились, пусть совсем и по другому.

Сейчас, теперь уже все сейчас случится.

Никто ни слова. "Упроды" истуканами сидят, сжимая автоматы, Милославский делает вид, что занят с бумагами, но я вижу, что он просто смотрит в эти бумаги и даже страницы не перелистывает. А я… я как на свои похороны еду. Или на воскрешение. Жду чего-то… не знаю, жду и все.

Рычит двигатель, нас потряхивает на неровностях. Хорошая машина "бомбардье", хоть на "пухляк", какой бывает в полях в мороз, я бы на ней не поехал. Это профессору комфорта даже сейчас захотелось.

Где я мог ошибиться, что я мог неправильно понять? Все прокручиваю и прокручиваю в голове цепь событий, ищу ошибки. А толку? Отказаться в последний момент, развернуть машину? В принципе, можно, но тогда я уже никогда не узнаю, был ли я прав, или нет. Тогда века существования в пожираемом Тьмой унылом мире. В Отстойнике. В Чистилище.

Нет, не хочу.

Или пан, ил пропал.

Сейчас все выясним.

В салоне тепло, снег на стекле тает. Время от времени щетки включать приходится, смахивая капли. Затем щетки покрываются льдом и приходится останавливаться, выбираясь в глубокий снег, для того, чтобы их оббить. И снова едем.

И вот "точка". Еще два бойца нас ждут. Ворота открыты, "бомбардье" неторопливо заезжает на площадку перед срубом. У этих двоих лица тоже такие… в курсе они всего, ждут. Все ждут, все что-то знают.

Со щелчками открываются двери, все выходят наружу, на утоптанный снег, скрипящий под подошвами. Милославский, запахнув расстегнутую дубленку, повернулся к рыжему парню, сказал:

— Коля, все, пора.

Пора так пора. Все как и ожидали. Коля направил на нас автомат, сказал:

— Замерли оба.