НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

Когда я познакомился с отдыхающими, мне показалось, что я попал в совершенно иной мир. По всему было видно, что им неведомы те тревоги и опасения, которыми были охвачены мы, работавшие в Нармате оборонной промышленности.

На заводе нам приходилось тревожиться за производственный план, за качество изготовляемого металла, за сроки строительства. Такой, по всей видимости, у всех нас характер – мы не можем быть спокойными. Но в наркомате к прежним тревогам добавилось что-то новое, большое. Мы знали больше, нам приходилось смотреть дальше. Ответственность не ограничивалась территорией завода, она распространялась значительно дальше, и не только на заводы.

Разговоры с Тевосяном. Ванниковым, Завенягиным и рядом других близких мне людей свидетельствовали о чрезвычайно сложной ситуации, которая складывалась в мире.

Правда, с первых дней революции мы живем жизнью, полной тревог и опасностей. Военная интервенция и гражданская война, голод в Поволжье, борьба с оппозициями. Сначала троцкисты, потом Зиновьев, Каменев, Бухарин. Сколько было разных попыток столкнуть нас с выбранного пути строительства социализма, посеять сомнения. Приход к власти Гитлера, рост агрессивности фашизма. Вредительство, диверсии.

Все время надо было быть настороженным, начеку.

А может быть, они тоже встревожены, но умеют держать себя в руках, не проявлять ее – эту тревогу. Нет. Не может быть. Они просто не все знают. А я разве все знаю?

Тоже не все. Тевосян, Ванников, Завенягин знают больше, поэтому у Тевосяна всегда такие беспокойные огоньки в глазах. Поэтому он всегда так и насторожен.

Вспомнил «Двенадцать» Александра Блока!

Революционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Пожалуй, не было на протяжении всей нашей жизни, с первых дней революции, такого периода, когда бы вопросы бдительности, настороженности, необходимости быть начеку не стояли бы перед нами.

Еще на VII Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 года Ленин говорил:

«Теперь мы можем сказать на основании тяжелых испытаний войны, что в основном, в отношении военном и международном мы оказались победителями. Перед нами открывается дорога мирного строительства. Нужно, конечно, помнить, что враг нас подкарауливает на каждом шагу и сделает еще массу попыток скинуть нас всеми путями, какие только смогут оказаться у него: насилием, обманом, подкупом, заговорами и т.д.».

О необходимости быть бдительными писали газеты, об этом часто говорилось на собраниях, конференциях, съездах, об этом напоминалось в радиопередачах, художественных произведениях, в театральных постановках и кинокартинах. И все же многие часто забывали об этом. Забывали о том, что военное поражение врагов еще не обеспечивает полной победы.

Наблюдая за спокойными, беззаботными лицами отдыхающих, я думал: «Неужели действительно есть второй мир, в котором люди живут иной, более спокойной жизнью?»

И я вспомнил март 1921 года. В то время в Кронштадте эсеры подняли восстание, а в Баку их готовились поддержать местные реакционеры. Нам, членам партии, это было известно, и вся партийная организация находилась в состоянии мобилизационной готовности. Всем членам партии были розданы винтовки и по 25 патронов. Больше не могли дать. Боеприпасы в то время были в большом дефиците.

Каждый вечер, после завершения своей основной работы, мы собирались в райкоме и оттуда расходились по городу, неся патрульную службу. А в это время но улицам города прогуливались толпы беззаботных людей, раздавались взрывы смеха, в кинотеатрах шли веселые кинокартины. Казалось, ничто не может нарушить спокойной жизни людей.

И вот тогда я также думал, шагая с винтовкой за плечами по улицам города, что большинство людей живет иной, спокойной жизнью, им не знакомы те волнения, которые наполняют нас. Мы знаем, что каждую минуту может разразиться гроза, загремят выстрелы и польется кровь.

…Сейчас важно собрать все силы, не отвлекаться в сторону. Забыть все другое. Нам нужно создать мощные средства обороны страны – танки, военные корабли, воздушный флот.

В небольшом санатории было немного тоскливо. Читать все время книги, насыщенные незнакомой для меня технической терминологией, было невмоготу, а страницы пестрели траверсами, булями, шпангоутами и прочими словечками. Через год опн стали такими же понятными, как и технические слова ферросплавного производства.

Но тогда они удручали.

После напряженной работы на заводе, а затем в наркомате, когда необходимо было быстро войти в курс дел повой области сложнейшего производства, и вдруг – санаторий. Тишина. Никаких заседаний, размеренная спокойная жизнь. Все точно расписано. Утром сестра измеряет температуру, затем завтрак, врачебный осмотр, обычные для санаториев процедуры, отбор проб для бесконечных анализов. Потом обед. Мертвый час, чай, опять отдых, ужин и сон. После десяти часов вечера все расходились по своим комнатам. В одиннадцать тушился свет.

Резкий переход от интенсивной деятельности к отдыху организм не мог перенести. У меня началась бессонница.