На пороге войны

– Посмотрите, он совершенно не верил в эту броню, а теперь заботится о проведении работ больше, чем сам автор предложения.

– Я держусь правила, – ответил я Алымову, – до принятия решения можешь спорить и возражать сколько угодно, а если решение принято – выполняй.

– Это по-военному, – одобрительно произнес Алымов.

– Ну что же, можно приступать? – спросил я Алымова.

– Начнем с самой короткой дистанции.

После первых выстрелов работник полигона, ответственный за испытания, сказал:

– Пробиты все образцы.

Дистанцию увеличили вдвое. Опять пробиты все пять карточек, сообщили испытатели.

Алымов спросил:

– Какие пять? Мы должны испытать не пять, а четыре. – И он направился к месту закрепления броневых карточек. Подойдя к расстрелянным образцам брони, Алымов в сильном раздражении стал кричать: – Кто поставил эту карточку, по чьему распоряжению это сделано?

Он узнал образец брони, присланный мне Павловым.

– Это сделано по моей просьбе, – спокойно сказал я Алымову.

– Зачем вы это сделали? – спросил меня Алымов.

– Вы вместе с комкором утверждали, что ваша «активная» броня полностью защищает от бронебойных пуль с любой дистанции. Теперь видите сами, что это не так и паша броня пробивается так же, как и образцы, изготовленные нашими заводами.

– Не понимаю, что произошло! Почему она пробита, – в растерянности сказал Алымов.

– А я понимаю, – стараясь быть спокойным, произнес я. – Вы ввели в заблуждение правительство. Эта броня и не могла выдержать тех условий, о которых вы докладывали правительству.

– Надо прекратить испытания, – потребовал Алымов.

– Нет, надо их довести до конца и выполнить всю намеченную программу.

Алымов махнул рукой и отошел в сторону.

Испытания были закончены. Журнал стрельб был составлен по всем существовавшим на полигоне правилам, и члены комиссии, включая Алымова, поставили свои подписи под составленными документами. Под расписку я взял с собой одну из копий.

Когда мы вернулись в Москву, ко мне в главное управление тотчас же буквально влетел разъяренный Павлов.

– Это ты что затеял?

Я знал, что битва выиграна, но этот выигрыш может только повредить мне. Броня не принадлежала больше ни автору предложения, ни Павлову. А доложить о том, что произошла ошибка и следует приостановить дальнейшие работы, никто не отважится. Павлов будет теперь на моей стороне, и хоть он сейчас кричит, но у него нет другого выхода, как внести новое предложение. Надо ему в этом помочь.

– А знаете, Дмитрий Григорьевич, – начал я, – не пора ли вообще отказаться от танковой брони, защищающей только от пуль. Независимо от того, выдерживает она пулевой обстрел или нет. Появилась противотанковая артиллерия, и надо создавать защиту от снарядов, а не от пуль.

Павлов насторожился. Это, пожалуй, выход и для него.

– А ведь ты правильно рассуждаешь. Я сам уже об этом думал. Давай об этом поговорим следующий раз, – и он ушел, уже упокоенный.

Через несколько дней при встрече с Павловым я вновь поднял вопрос о новых танках с тяжелой броней, защищающей от обстрела снарядами.

– Создать такие танки нелегко, но если ты поможешь, то мы могли бы быстро приступить к работам.

Павлов усмехнулся и сказал:

– А я ведь тоже не лыком шит. – Он вынул из своего несгораемого шкафа листок бумаги и протянул мне. – Вот смотри.

На короткой записке о необходимости начать разработку тяжелых танков было начертано: «Я – за, Сталин».

Спокойно, но с иронией Павлов спросил меня:

– Ну, как будешь дальше действовать? Решения ждать пли сразу к работе приступишь? Вы, бюрократы, обязательно потребуете официальную бумагу, чтобы с номером была, а мне больше ничего не требуется – я буду действовать.

В душе я ликовал. С «активной» броней было покончено. Теперь танковое производство будет развиваться как следует – все входит в разумное русло.

Испанский опыт

Из Испании вернулись танкисты, и у нас непрерывно шли совещания. Водители танков подробно рассказывали о том, как вела себя наша техника в конкретных условиях боя. Они детально объясняли, что происходит с машинами, как устранялись возникавшие помехи и неполадки и что необходимо было бы сделать, чтобы избежать нежелательных сюрпризов в будущем.

А мы слушали, задавали вопросы и записывали, чтобы все существенное незамедлительно использовать в наших конструкциях при проектировании новых машин. Во время этих совещаний кто-то рассказал о том, как один из летчиков – Герой Советского Союза – сам, по собственному разумению, защитил себя листом железа. Нам было предложено немедленно организовать производство авиационной брони.

У нас не было тогда ни времени на долгие размышления, ни опыта, чтобы быстро наладить производство. Мы с Тевосяном и другими инженерами, работавшими на заводе Круппа, перебрав в памяти марки тонкой брони, изготовлявшейся во время нашего пребывания в Германии, вспомнили одну из них и, приняв ее за основу, быстро начали ее производство.