На пороге войны

Уже после того как первые партии нашей авиационной брони прошли в Испании боевое крещение, нам сообщили, что на немецких «мессершмиттах» также установлены броневые щитки для защиты летчика, а когда нам доставили для исследования такие броневые щитки со сбитого немецкого самолета, то оказалось, что это наши же по существу броневые детали: они имели примерно тот же химический состав и форму. Круг замкнулся. Мы взяли эту броню с завода Круппа, немецкие фирмы — от нас, с наших сбитых самолетов.

Мысль о необходимости защитить летчиков боевых самолетов возникала не раз, но в то время на всех авиационных заводах шла жестокая борьба за снижение веса машин, и поэтому предложения о броневой защите не получали одобрения.

Но жизнь, как известно, всегда вносит свои поправки в любые планы, сложившиеся концепции и представления. После получения первых сведений от летчиков об эффективности броневой защиты, в исследовательских институтах, занимавшихся авиационными материалами, а также в лабораториях, изучавших броневые стали, появились люди, с жаром занявшиеся созданием броневой защиты для летчиков.

Упорные работы исследователей завершились успехами.

У нас появились хорошо изученные и детально испытанные типы авиационной броневой стали.

Уже во время войны, в 1942 году, двое ученых, С. Т. Кишкин и Н. М. Скляров, за создание авиационной брони получили Государственную премию. Разработанные ими типы броневых сталей спасли жизнь не одного нашего летчика. В начальный же период этого нового и сложного производства трудности были огромны.

Я вспоминаю, какие мучения у нас вызывали небольшие отверстия по краям броневых щитков, которые необходимо было располагать с высокой точностью друг от друга. При термической обработке деталей эти отверстия смещались, и многие превосходные детали военной приемкой браковались.

Все делалось с большой поспешностью, и детально разбираться во всем не было времени. Позже выяснилось, что эти чрезвычайно жесткие требования ничем не вызывались, а появились в результате механического перенесения существовавших технических условий на обработку в других областях авиационной техники. Отверстия были необходимы, как мы узнали позже, просто для того, чтобы через них пропускать шнурок для крепления обивки.

…По мере того как из Испании стали возвращаться участники боев, мы все чаще стали обсуждать с ними вопросы практического поведения нашей военной техники, а также военной техники противника. Информация вернувшихся из Испании представляла для нас невероятную ценность, так как позволяла судить о достоинствах и недостатках отдельных узлов и деталей вооружения и вносить необходимые коррективы в производство. Кроме того, рассказы участников боев передавали нам яркие эпизоды происходившей борьбы. Они были сильным стимулом к интенсификации наших работ.

Было ясно, что мир стоит на пороге большой войны. Это требовало напряжения всех сил, быстрейшего окончания всех начатых работ как по реконструкции заводов, так и по завершению разработки новых образцов военной техники.

Это было очень давно…

Наша промышленность, в том числе оборонная, шла в гору. Ее большие достижения были очевидны, и особенно в области самолетостроения. Советская авиация становилась одной из лучших в мире. В те годы совершили свой исторический полет советские летчицы — Гризодубова, Раскова, Осипенко. Коккинаки пролетел без посадки от Москвы до Владивостока. В это время было много и других примечательных событий. Москва чествовала героев. На торжественные встречи, как правило, приглашались и мы — работники оборонной промышленности.

Когда в Москву вернулся самолет «Родина», мы его встречали на Ходынском поле, где тогда был центральный аэропорт, а затем направились в Кремль на прием, организованный в честь героинь летчиц. Этот прием запомнился мне своей какой-то необычайностью, простотой и душевностью.

В Грановитой палате было сервировано два больших стола, установленных в форме буквы «Т». Мое место находилось за длинным столом ближе к концу. В центральной части первого стола сидел Сталин. Здесь находились другие члены Политбюро.

Одна за другой в Грановитой палате появились героини. Все встали, начались аплодисменты. Взволнованные летчицы подошли к Сталину. Раскова от наплыва чувств заплакала. Сталин обнял ее за плечи и посадил рядом с собой. Мы видели слезы, которые ручьями текли по ее лицу. Сталин стал гладить Раскову по голове, а затем, обращаясь к Чкалову, которого очень любил, смеясь и подтрунивая над ним, сказал:

— Чкалов, что теперь делать будешь, смотри, куда женщины слетали?

Чкалов с места крикнул:

— Есть еще много белых пятен, нам есть еще куда летать.

Настроение у всех было приподнятое, все были возбуждены и наполнены радостным чувством большого подвига, совершенного советскими женщинами.

И вдруг Сталин поднялся со своего места и стал говорить.

Никогда ни до этого, ни после я не слышал от него ничего подобного, ни по манере говорить, ни по интонациям, ни по необычайности затронутой им темы.