— Вот цифровые группы обнаруженного нами шифра Гаевого. По количеству их видно, что текст донесения необычно длинный. О чем мог доносить Гаевой так многословно? Если бы ему был известен наш замысел, он сообщил бы об этом, не ожидая запроса агента номер тринадцать. С уверенностью можно заявить в связи с этим, что замысел наш ему неизвестен. Остается допустить после этого, что Гаевой так пространно излагает в шифрограмме лишь свои личные соображения о лектории, организованном стахановцами депо Воеводино.
— А почему бы не предположить, — хмуро спросил Муратов, — что, получив запрос от «тринадцатого», Гаевой тайно навел справки и теперь подробно доносит обо всем?
— Этого не может быть, товарищ полковник, — уверенно заявил Булавин. — Мы следим за каждым шагом Гаевого и точно знаем, что он никуда не ходил и ни с кем не встречался. Прочитав шифровку на почтовой марке письма Глафиры Добряковой, он в ту же ночь ответил на вопрос «тринадцатого»: каково практическое значение стахановского лектория?
Заметив, что Привалов одобрительно кивнул головой, майор решил, что генерал, видимо, удовлетворен ходом его рассуждений, и продолжал уже с большей уверенностью:
— Что же мог ответить на это Гаевой? Мог ли он поверить в искренность желания машинистов-стахановцев передать свой опыт отстающим? Нет, не мог, конечно. В этом нет у меня ни малейшего сомнения. Гаевой ведь склонен подозревать в людях только самые низменные чувства. В Сергее Доронине, инициаторе создания стахановского лектория, он, например, видит только карьериста.
— Если вы не заблуждаетесь в мировоззрении Гаевого, — заметил генерал Привалов, выслушав Булавина, — то, я полагаю, поступили правильно, не задержав его донесения… А что касается мировоззрения Гаевого, — продолжал генерал после короткого раздумья, — то это, должно быть, типичное мировоззрение профессионального шпиона. Дело в том, что мы уже приблизительно знаем, кто такой этот Гаевой. На одной из железнодорожных станций мы поймали фашистского шпиона, который нам кое-что рассказал. Незадолго до начала Отечественной войны арестованный нами Курт Шуслер вместе с группой других шпионов окончил в Германии специальную школу, готовившую агентуру для шпионской и диверсионной работы на железнодорожных станциях нашего тыла. Фамилий своих коллег он, конечно, не знает (такова, как известно, система обучения в шпионских школах). Очень возможно, что и Гаевой воспитанник той же шпионской школы.
29. План генерала Привалова
Когда майору Булавину было разрешено возвратиться в Воеводино и генерал с полковником остались одни, Привалов спросил Муратова:
— Ну-с, удовлетворены вы точкой зрения Булавина?
Полковник медлил с ответом, и генерал, хорошо знавший недоверчивость Муратова, добавил улыбаясь:
— Отличная логика у этого майора.
— Согласен с вами относительно логики, — отозвался полковник.
— Так в чем же тогда дело? — удивился Привалов.
— В том, товарищ генерал, что иногда шпионы действуют вопреки всякой логике.
— Бывает и так, — согласился Привалов. — Однако на сей раз мы, кажется, не заблуждаемся.
Встав из-за стола, генерал тяжело прошелся по комнате.
— Пришло время, товарищ Муратов, — решительно произнес он, останавливаясь перед полковником, — перейти к активной дезориентации гитлеровской разведки.
Полковник, понявший эти слова как приказ, поднялся и, уже стоя, слушал генерала.
— Я поговорю сегодня с командующим; надо усилить паровозный парк депо станции Озерная, — продолжал Привалов, разложив на столе карту прифронтового района. — Это депо обслуживает поезда, идущие к правому флангу нашего фронта, на котором никаких активных действий, как вам известно, мы не собираемся предпринимать. Пусть, однако, гитлеровские шпионы думают, что мы именно там что-то затеваем. Нужно приковать их внимание к этому участку, чтобы ослабить интерес к другим пунктам.
— Это было бы очень своевременно, — согласился Муратов, и неподвижное лицо его слегка оживилось. — Меня все-таки сильно тревожит нерасшифрованное письмо Гаевого, несмотря на всю кажущуюся убедительность доводов майора Булавина. Помните, у нас в прошлом году был в Новосельске почти аналогичный случай. Тогда неприятельский агент пытался разыгрывать из себя простака.
— Пытаться-то пытался, — усмехнулся Привалов, — но ведь не удалось.
— Ему не удалось, а Гаевому, может быть, удастся. Во всяком случае, пока мы не расшифруем его последнего донесения, нельзя быть ни в чем уверенным. Откровенно говоря, меня смущает и то обстоятельство, что на письмах, предшествующих последнему донесению Гаевого, не было замечено никакого шифра. А может быть, он все-таки был, только обнаружить его не удавалось?
Привалов ничего не ответил на это; он подумал, что осторожность и недоверчивость Муратова не повредят делу.
Не дождавшись ответа генерала, полковник продолжал: