На привязи

Сползаю на пол. Стою на четвереньках, собираю силы для рывка, чтобы подняться. Как же больно. Гораздо, в разы сильнее, чем обычно.

Алешка крутится рядом, скулит, чувствуя, что мне плохо.

Превозмогая боль, я все же встаю. И меня шатает. Голова кружится, ее я опускаю, прижимая подбородок к шее, и в скрючённой позе пробую сделать несколько шагов. Черт, дверь же так близко, а кажется, что я иду до нее вечность.

Стучу кулаками в дверь. Кричу, зову то Юру, то Борю.

Дверь наконец открывается. И за ней стоит Юрасик.

— Мне нужно в душ, — тяжело дыша, произношу я. — Еще нужно обезболивающее и прокладки.

Юра смотрит на меня с непониманием. Свистом подзывает поскуливающего Алешку, а едва он переступает порог, молчун захлопывает дверь перед моим носом.

По моим ногам бегут тёплые струйки. Как сильно началось. Ковыляю до выступа в стене, там висит полотенце, рядом в коробке трусы. Складываю махровую ткань втрое, вытираю ноги и зажимаю полотенце между ног, трусы сжимаю в руке. Все это делаю, стеная и охая. Потому что, твою мать, очень больно.

Дверь вновь открывается.

На этот раз это Борька. Он заходит в помещение и спрашивает сухо:

— Что случилось?

— Красные дни случились, — отвечаю я. Боря хмурится: — Дела пришли, — он все равно не понимает. — Месячные у меня! — рявкаю я. Меня резко ведет, и я чуть не падаю.

Перенапряжение, стресс, может, я еще и продрогла в этом помещении. Но мне плохо. В целом. Все болит.

— Мне надо в душ, — шепчу я, цепляясь руками за каменные выступы ближайшей стены.

Борька подходит ближе, наклоняется, чтобы отстегнуть окову. И, отстегивая, замечает полотенце, зажатое в промежности и размазанные кровавые следы на моих ногах. Полагаю, эту сторону женского организма так близко и явно он видит впервые.

Он ведет меня в душ. Почти в прямом смысле этого слова, придерживая, потому что каждый следующий шаг мне больнее предыдущего. Оказавшись в душевой, я бросаю испачканное полотенце и трусы на пол и встаю под душ. Делаю воду максимально теплой. Лью на себя, в основном на живот.

Боль вроде от теплой воды немного отступает. Моюсь, подмечая, как прозрачная вода под моими ногами окрашивается красным.

Боря тоже смотрит. Внимательно, хмурясь. А мне так параллельно на это сейчас. Начинает подташнивать, живот болит весь: и по-женски, и желудок сжимается.

В дверь ванной стучат, Борька выглядывает и вскоре подходит ко мне, протягивает таблетку и упаковку дешёвых прокладок.

— Ты бледная, — замечает он и неожиданно сочувственно спрашивает: — Тебе очень плохо?

Я лишь киваю, забираю у него таблетку и глотаю, запивая водой из душа, после чего ее выключаю. Надеваю поднятые Борей трусы с прокладкой, руки трясутся. Борька внимательно наблюдает, а мне настолько похер. Одна мысль, одно желание — пусть перестанет болеть… пусть, твою мать!

Делаю неловкий шаг. Ноги подкашиваются, от падения меня спасают крепкие Борькины руки. Смотрю на него, а перед глазами все расплывается.

Еще секунда — и я просто проваливаюсь в темноту…

24

Мне мерещится прошлое. Такое уже забытое. Коварное. Но местами сладкое, приятное.

Я танцую. Всегда старалась игнорировать слово «стриптиз». И это не он. Точнее не совсем он.

Мы не раздеваемся, танцуя. Но периодично оголяем то плечо, то бедро. Я молчу про вырез декольте в наших нарядах. А еще управляющий просит почаще задирать юбки.

Мне не нравится это. Мне нравится танцевать, отдаваясь ритму целиком и полностью. Моя страсть. То, от чего я получаю удовольствие.

Мне не нравится оголяться. Не нравится то, как на меня в этот момент смотрят. Восхищаются, да. Но не танцем.

Сегодня на мне костюм стюардессы. Номер не индивидуальный, нас пятеро. Но я стою в центре. Больше внимания на меня. Как же бесят похотливые взгляды. А после шоу они продолжатся, но уже вместе с не менее похотливыми предложениями.

Замечаю знакомую морду — на прошлой неделе я ему лицо расцарапала, сломав три своих наманикюренных ногтя. Мужик с потной мордой и толстенным обручальным кольцом предложил такое, от чего у меня даже уши загорели, а после еще и мацнул мою грудь. Меня еле оттащили.

Эдик, управляющий, все уладил. Он меня терпит, потому что я ему нужна. Ведь я единственная, кто не только танцует, но и ставит номера.

Я бы давно ушла. Нужны деньги. А таких, как здесь, сейчас я больше нигде не заработаю.

— Че кислая такая, подруга? — интересуется уже в гримерке Снежана. На самом деле ее зовут Анькой, но она решила, что Снежаной быть круче. А еще твердит, что мне с моим именем повезло.

— Да этот опять пришел, — вздыхаю я, промокнув лицо салфеткой. — Чую, и сегодня лишусь пары ногтей. А только вчера коррекцию сделала.

Снежанка садится рядом и смотрит в наше отражение в зеркале:

— Слушай, но он же хорошие деньги предлагает. Одна ночь — месячная наша зарплата.

Смотрю с удивлением на нее через зеркало. Красивая она, зеленоглазая, губы в меру пухлые и натуральные рыжие волосы, подстриженные сейчас очень коротко, под мальчика. Но ей очень идет.

— Ты с ним уже… того?