На пустом месте

Символом судьбы в «Унесенных ветром» становится споткнувшаяся лошадь: пытаясь взять барьер, гибнет отец Скарлетт; падая с пони, гибнет ее дочь. Сама Маргарет Митчелл обожала своего коня по кличке Буцефал и в двенадцатилетнем возрасте попыталась резко развернуть его на бегу; конь упал, придавил ей ногу – Маргарет сломала лодыжку и с тех пор ходила в специальной обуви с утолщенным каблуком. Отсюда и слухи о том, что она была одноногой; одноногой не была, но хромала сильно. Судьба ее не баловала и дальше: в 1918 году умер от ран после битвы на реке Мёз ее жених Клиффорд Генри – единственный мужчина, которого она по-настоящему любила всю жизнь (до конца дней своих посылала его матери цветы в день смерти лейтенанта); год спустя от гриппа, во время страшной эпидемии «испанки», косившей европейцев и американцев, умерла Мейбел Стивенс – мать Маргарет, всегда бывшая для нее идеалом леди (именно ее почти единогласно называют прототипом Эллин, хотя историю с погибшим женихом Митчелл взяла из собственной биографии). Отец много болел, и Митчелл, не закончив образования, ухаживала за ним; кстати, учиться она хотела в Европе, интересовалась фрейдизмом и собиралась пойти в психоаналитики – не в последнюю очередь потому, вероятно, что именно травма, живущая в подсознании большинства южан, казалась ей причиной всех проблем Юга; бороться с этой травмой ей выпало самой, без помощи Фрейда.

В 1922 году Митчелл познакомилась с Редом Апшоу – красавцем и, увы, алкоголиком. Год спустя она вышла за него замуж и промучилась в этом браке два года. Ходили слухи, что все это время она не расставалась с револьвером; сомнительно. Первый муж ее по-своему любил, ласково дразнил «коротконожкой» (она едва доставала ему до плеча), восхищался ее манерой носить юбки с рискованным разрезом, гордился тем, что, несмотря на сломанную лодыжку, она отлично танцует… Тут была чистая любовь-ненависть: страстно ссорились, страстно мирились. Однажды он ее поколотил прилюдно. Она пожаловалась его деликатному и болезненному другу Маршу, который уже жил тогда в Вашингтоне,- это был единственный человек, которого Апшоу слушался. Маргарет написала ему письмо с просьбой приехать и повлиять на Реда. Он приехал, поговорил – наутро Ред заявил жене, что она совершенно свободна, а он уезжает из Атланты и никогда не вернется. Развод в те времена был долгой процедурой, но Митчелл добилась официального расторжения брака – и в день независимости 1925 года вышла замуж за Марша. Так она повторила путь Скарлетт, только в обратном порядке: Скарлетт сначала сохла по Эшли, а потом поняла, что ей нужен только Ретт. Митчелл сначала выбрала Ретта, а потом поняла, что деликатность имеет свои преимущества, а мачизм в больших количествах невыносим.

Одновременно она делала замечательную журналистскую карьеру – куда более удачную, чем шолоховская: больше ста очерков и репортажей, полсотни критических обзоров за ее подписью (сколько без подписи – теперь не установишь) появилось с 1922 по 1925 годы в «Атланта джорнал». Она особенно любила писать о кино – и еще, как большинство будущих писателей, специализировалась на так называемых «моральных подвалах»: это чаще всего выдуманные семейные истории, рассказанные со слезой. Эрскин Колдуэлл, будущий автор «Табачной дороги» и жуткого количества веселых южных рассказов, вспоминал, как редактор ему выговаривал: «Эрскин, пиши как было! Факты пиши! Когда мне нужны слюни, я зову Пегги!»

Надо сказать, этот дурной журналистский опыт – в том числе и строкогонство, и давление коленом на слезные железы читателя, и избыток нравоучительности – очень чувствуется в «Унесенных». Для себя (как все журналисты, только не все признаются) Митчелл сочиняла роман, ого! Не что-нибудь, а сразу роман! Назывался «Big Four», о жизни девочек в пансионе. Потом, конечно, уничтожила, зато стала писать другой роман, на еще более «чарский» сюжет, очень южный: как юноша изнасиловал красавицу-южанку, а ее сестра, для которой еще, черт побери, живы были понятия о чести, нашла обидчика и убила на фиг! Называлось «Сестричка». Ну, для подвала в «Атланта джорнал» это еще годилось, а в качестве прозы – не вполне; она и этот текст похерила. Но руку, надо заметить, набила. Газетчица опознается в Митчелл по главному признаку: журналист может врать, бить читателя ниже пояса, прибегать к гиперболам – но не имеет права писать неинтересно. «Унесенных» часто называли романом старомодным и чересчур беллетристичным, но ни одна скотина не посмела сказать, что тысячестраничная книга плохо читается.