На пути к плахе

– Необходимо отправить в Испанию верного человека, – продолжал он, – и я выбрал для этого вас!

– А я готов отправиться, – ответил итальянец.

– Хорошо!

От банкира епископ отправился к испанскому посланнику, дону Джеральдо Эспаль, чтобы получить для своего посланца необходимый паспорт и рекомендации. Он получил все требуемое, и теперь все дело было за письмом, которое Ридольфи должен был передать испанскому королю Филиппу Второму.

Баркер вернулся в Лондон и отыскал Суррея в гостинице, где тот остановился.

– Милорд, – сказал он, – герцог Норфолк приказал вам кланяться и благодарить. Мне, разумеется, не надо рекомендовать вам осторожность при выполнении всего этого предприятия?

– О, разумеется, нет, – ответил Суррей. – Ну а что вы привезли?

– Два письма, которые вы должны передать по назначению.

– Давайте их!

– Вот они.

Суррей взял письма, простился с секретарем и отправился с Браем к епископу росскому.

Последний очень любезно принял графа, поблагодарил за содействие и обещал быстро и надежно передать письма по назначению.

Оба вышли из дворца, и Суррей отправил Брая с письмом к королеве Марии. С своей стороны, епископ поспешил отправить своего посланца, и в тот же день итальянец выехал с важным документом из Лондона.

Так закончилось введение к одному из самых важных заговоров против Елизаветы.

Глава третья

Высшая политика

Мы уже упоминали выше, что Франция внезапно отказалась поддерживать Марию Стюарт. Это могло бы показаться странным, если бы для этого не было веских причин, таившихся в закулисной дипломатической работе.

Дело в том, что около этого времени Франция снова завязала переговоры с Берлеем относительно возможности замужества Елизаветы с одним из французских принцев. Пока еще эти переговоры велись на словах и неофициально, так как Берлей заявил, что он не считает момента подходящим для открытого обсуждения возможности такого политического брака. Но он понимал, что в последнее время Англия сильно обеднела, что чума и голод последних лет ослабили ее силы, а намерения Испании не были для него тайной. Поэтому он считал необходимым дать французскому посланнику надежду на скорое и благоприятное разрешение этого вопроса, потребовав взамен, чтобы Франция отказалась от активного заступничества за Марию Стюарт.

Берлей помнил клятву, данную в его присутствии Елизаветой, – клятву о том, что она никогда не выйдет замуж, и не предполагал, что она нарушит ее. Впрочем, нарушение клятвы вовсе и не входило в его планы; как хитрый дипломат, он просто хотел использовать все благоприятное значение момента.

Следуя задуманному плану, он сначала отправился к графу Лестеру, высказал ему, в каком затруднительном положении находится сейчас страна, и потом рассказал о предложении французского посланника, графа д’Обиспена, заключить вечный и нерушимый мир с Францией. Так как подобные миры заключались неоднократно, но обыкновенно вскоре нарушались, то залогом прочности данного мира должен был быть брак королевы Елизаветы с графом Анжуйским. В заключение Берлей предложил Лестеру поговорить об этом с Елизаветой.

Как ни неприятно было подобное поручение Лестеру, но он должен был взяться за него. Он понимал, что именно в его устах подобное предложение должно было показаться Елизавете особенно оскорбительным, но надеялся вызвать в ней вспышку гнева, которую легко было бы потом перевести в приступ былой нежности. Быть может, все прошлое будет тогда окончательно забыто? Быть может, Елизавета все-таки склонится к мысли о браке с ним, Лестером?

Но, даже если последнему не бывать, все же он не в силах был оставаться в таком положении, в котором он очутился после раскрытия всей его истории с Филли. Правда, наружно он как бы сохранил полную власть и влияние, но на самом деле Елизавета обращалась с ним теперь презрительно и высокомерно, и, когда они оставались наедине, он даже не осмеливался приблизиться к ней. Теперь можно было вызвать ее на резкую сцену, а если она даже и рассердится, то ему легко будет указать, что это Берлей попросил его заговорить с королевой о данном деле, а он, Лестер, как лицо, стоящее к ней ближе всех, не счел себя вправе выдвигать личные чувства и забывать ради них выгоду государства.

С этими мыслями Лестер отправился во дворец, чтобы присутствовать на утренней аудиенции; по окончании ее он последовал за королевой в ее апартаменты и остановился там в молчаливом ожидании на пороге.

Вскоре ему представилась возможность заговорить с Елизаветой, отвечая на брошенное ею замечание по поводу чумы. С этого замечания Лестер перешел на внутреннее положение Англии, а затем – на иностранную политику. В конце концов он подошел к вопросу о возможности вечного мира с Францией и высказал, каким образом этот мир мог быть осуществлен.

Услышав, что Лестер предлагает ей замужество с французским принцем, Елизавета вскочила, как ужаленная. Ее глаза метали молнии, лицо пламенело гневом, руки судорожно сжимались в кулаки. Это был опасный момент, и Лестер хорошо сознавал это.