Читаем На пути в Итаку полностью

Честно говоря, к этой экскурсии я поначалу отнесся без энтузиазма — в Египет я приехал смотреть египетское, а православные храмы я могу посмотреть и дома. Про само существование коптов я узнал сравнительно недавно, когда в России появился перевод «Александрийского квартета» Даррелла, сюжет которого развивался на фоне скрытой борьбы коптской общины за место в египетской государственной элите. И в моем представлении о Египте существование коптов казалось явлением глубоко периферийным, почти маргинальным.

И вот, как только я оказался в этой церкви, мне пришлось срочно залатывать дыры в образовании. Итак: «копт» в переводе с арабского означает «египтянин». В нынешнем значении: египтянин, исповедующий христианство. Мы в храме VII (!) века. То есть христиане здесь появились раньше мусульман.

Но самым поразительным для меня оказался язык богослужения — египетский. Точнее, одна из его разновидностей, сохранившаяся, разумеется, не в полном объеме. По мнению специалистов, коптский церковный язык содержит примерно пятую часть словарного запаса древних египтян. Но и этого вполне достаточно. На коптском языке существует огромная богословская литература, жития и даже поэзия. Запись текстов осуществляется при помощи греческого алфавита. «Коптов мало, — сказал гид, — где-то процентов пятнадцать, не больше». Но 15 процентов от 70 миллионов населения Египта — это около десяти миллионов. Не так уж и мало. Два Израиля.

Гид подвел нас к колонне, под которую вела лестница: «Посмотрите вниз». Мы посмотрели. Под нами пустота. «Там катакомбы. Эту церковь, храм Богоматери, называют еще Подвешенной. Под ней на глубину сорок метров опускаются помещения, в которых коптская община при необходимости пряталась от врагов». — «Ну а сейчас?» — «Нет, нет, — сказал гид, — у нас веротерпимость. Все конфессии равноправны». («Да. Конечно. Но только на уровне официальных деклараций, — прокомментировал мне потом это высказывание русский гид в Хургаде. — На бытовом уровне равноправия нет. Исламисты очень агрессивны по отношению к христианам».)

Следующий храм, куда нас повел гид, располагался на соседней улочке. По пути к нему на стене я увидел изображение Иосифа и Марии с младенцем на ослике, исполненное из неоновых трубок. Надо полагать, светятся по ночам. Под изображением не хватало только такой же надписи «Кафе "У Иосифа"». Однако церковь, в которую мы пришли, еще более древняя — IV век. Церковь Абу Серге. Это имя христианского мученика, казненного римлянами. В специальной витрине хранятся его мощи, поясняющий текст написан по-арабски. Христианской святыней этот храм считается еще по одной причине — под церковью сохранилась пещера, в которой когда-то скрывался Иосиф (Джозеф, как сказал гид) с Марией и Иисусом. Есть легенда, что когда младенец Иисус положил ручку на землю, то из камня в этом месте пробился источник. Он дает воду до сих пор. Мы подошли к лесенке в полу, ведущей вниз, в пещеру, — она оказалась закрытой железной решеткой. Там сейчас ремонт, объяснил гид, и мы наклонились, чтобы заглянуть в пещеру, — действительно, вход в пещеру завален каким-то строительным материалом. Пол мокрый — то ли проблемы с водопроводом, то ли тот самый источник.

Из этого старинного каирского квартала в качестве сувенира для коллеги в Москве я привез листочек папируса с изображением бегства Святого семейства. В экзотичном на первый взгляд сочетании сюжета и материала есть своя египетская органика — первые переводы Библии на коптский язык (сахидский диалект) записывались на папирусе.

* * *

Нет, конечно, было бы замечательно путешествовать по Египту, сообразуясь, так сказать, с характером культуры. Ну, скажем, на верблюде, часами слушая шорох песка под его копытами и с благоговейным холодком внутри наблюдая, как взбухают на горизонте зубцы пирамид, как поднимаются они над тобой, закрывая небо…

Я же путешествовал в комфортабельном автобусе. Тоже не-плохо. Справа — голый берег Красного моря, слева — пески и камни Аравийской пустыни. Только вот сосредоточиться на этих видах оказалось непросто — по просьбам отдыхающих в автобусе включили подвешенные к потолку телевизоры — мелькающим на экране кинорожам из «Полицейской академии» и гнусавому голосу, переводившему дебильные их диалоги, и было как бы предназначено декорировать и озвучивать первозданный пейзаж за окном. И мне пришлось срочно затыкать уши наушниками своего плеера, из которых ударили тугие ритмы мусульманского рока и голос Рашида Таха на фоне визга, воя и свиста фанов. Вот этой яростной музыке я и был вынужден доверить — куда денешься! — проносящийся за окном пейзаж, в котором музыка акцентировала, например, тугие хлысты железной арматуры, точащие из земли, черноту разрытых у моря котлованов, горящее под солнцем море сквозь железобетонные скелеты будущих отелей и бугристую мускулатуру обнаженного до пояса араба с лопатой, закладывающего жизнь на безжизненной земле… Ну и так далее.

Таким был мой путь к пирамидам…

Нет, ничего. Не жалуюсь. Хорошо даже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза