На «Ра» через Атлантику

Воды было много. Ее пили без нормы, в ней варили, она просачивалась сквозь гипсовые пробки — кстати, пробки эти надежд не оправдали, слишком они гигроскопичны, и в теперешнем плавании мы поменяли гипс на парафин — несколько амфор мы попросту выбросили в трудные штормовые минуты, — и все равно, повторяю, воды было много.

Мы даже некоторое время не протестовали, когда Абдулла использовал пресную воду для своих ритуальных омовений, хотя это уже было излишней роскошью.

Вероятно, воспоминания о царившем на «Ра-1» водном изобилии несколько вскружили нам голову: планируя загрузку «Ра-2», мы уменьшили наши питьевые запасы. К чему везти лишний балласт? Опыт показывает: два литра в день на человека — вполне достаточно!

Более того — освобождаясь от излишков продовольствия, мы заодно избавились и от трех кувшинов с водой, от целых трех! — и это произошло позавчера, а сейчас я гляжу на пустые канистры, на выбитые пробки и подсчитываю: за сутки потеряно сто восемьдесят литров, это наш двенадцатидневный рацион!

Трагедии нет, но с сегодняшнего дня переходим на экономный водный режим.

Настроение тем не менее хорошее, команда у нас отличная, и новички великолепно вписались, особенно Кей, всегда спокойный, очень вежливый — он с утра до вечера трудится, как правило, вместе с Карло. Они души друг в друге не чают, кличут один другого «маэстро», —

Вот Кей вернулся с вахты. Тур спрашивает:

— Ну как, трудно было?

— Нет, Тур, не трудно.

— Но временами трудно?

— Да, временами очень!

У Кея сейчас большие заботы. Вчера или позавчера Тур обмолвился, что до сих пор никто не удосужился снять для фильма плавающих вокруг «Ра» акул. Исполнительный Кей принял это замечание близко к сердцу, соорудил себе на мачте площадку и просиживает на ней часами, караулит с камерой наготове. И как нарочно — пока Кей на мачте, акул нет, только он спустится перекусить — пожалуйста, вот они.

…А нос нашего корабля продолжает между тем оседать.

Сегодня 28 мая, двенадцатый день пути. Последние два дня то и дело видишь: прошествовали на носовую палубу то Жорж с Сантьяго, то Сантьяго с Норманом, встали, огляделись, о чем говорят — не слышно, да и так ясно, о чем.

Тур настроен оптимистически: строители лодки обещали, что «Ра-2» будет плавать не меньше полугода. Однако ведь индейцы не имели представления ни об океанских волнах, ни о количестве груза — не так ли, Тур?

Он упрямо пожимает плечами. До чего спокоен — прямо зависть берет!

Что ж, пускай мы люди пугливые, пусть мы паникеры — мы решили, что с носом надо что-то предпринимать, и собрались прежде всего убрать с носовой палубы все лишнее — деревянный настил; клетку (в ней раньше жили куры), которая служит нам столом, и так далее. Я пошел за санкцией к Туру. Тур внимательно выслушал.

— А как мы будем есть?

Я оторопел.

— Как мы будем есть? — повторил Тур. — Я не хочу держать тарелку на коленях.

— Главное все-таки доплыть до Барбадоса.

— Верно, но я не хочу устраивать на корабле свинарник. Свинский образ жизни скажется на моральном духе экипажа.

— Для меня главное доплыть, — вмешался Жорж, — а уж как я доплыву, неважно, — королем или свиньей.

Тур покосился на меня, не нашел во мне сочувствия и вздохнул:

— Хорошо. Согласен, что нос надо по возможности открыть, пусть подсыхает, да и легче он станет. Действуйте.

Мы с Жоржем взялись за дело, Тур через полчаса принялся помогать. Мы уже вытащили клетку из пазов и понемногу ее разрушали, но Тур остановил нас:

— Если оставить только решетку, которая почти ничего не весит, из нее можно соорудить неплохой стол.

— Что?! Стол?!

Мы ведь забыли и думать о столе, считали, что стола не будет, что вполне сможем обходиться двумя скамейками и есть в две смены, четыре человека и четыре, нельзя же, чтоб на носу было одновременно много народу, это лишний вес, сегодня он незаметен, а завтра скажется.

— Повторяю, надо думать и о моральной стороне дела, — сказал Тур, глаза его сузились. Я разозлился и ушел.

У входа в хижину прохлаждался Сантьяго, тоже оппозиционно настроенный: я подсел к нему, и мы минут десять судачили насчет Тура, его упрямства и воркотни, и сошлись на том, что в этом году все на лодке как-то не так, как прежде, что-то в нас изменилось.

Тут я подумал, что прежде всего я сам изменился, разве стал бы я в прошлом плаваньи чесать язык, пока товарищи работают? Поймав себя на этом, я прервал беседу и ушел в кабину, наводить порядок в своем докторском хозяйстве.

Тур был мрачен до вечера. Он о чем-то долго разговаривал с Карло, и тот, кажется, подбавил масла в огонь. Обстановка становилась нервозной.