На «Ра» через Атлантику

Хорошо помню этот день в прошлом году.

Жорж повесил на стенку хижины, со стороны камбуза, табличку, на которой в окружении всяческих алгебраических и химических формул значилось что-то вроде «Карлушин ристаран». Мы собрались в «ристаране» принаряженные, включая Сафи, — она блистала в пластикатовом фраке с эмблемой «Ра». Открыли шампанское. Пили, пели, шутили, Жорж превзошел себя — Тур даже пообещал, что пошлет его матери хвалебную радиограмму. Карло снимал всех на пленку, потом они с Туром поменялись местами и Тур снимал его и нас. Было весело, тепло и уютно. Опять капитан и штурман соревновались в аппетите, и Жорж провозгласил тост за здоровье обоих, а Тур дополнил: «Нет-нет, за здоровье всех семерых!»

Нынче настроение другое и погода другая. Солнца почти нет, очень влажно и душно, шевелиться неохота. Но Сантьяго все же пошевелился, извлек из загашника две бутылки шампанского. Жорж подвесил их на мачте, чтобы на ветерке охладились, — в воду опускать их здесь смысла нет.

Сходились и рассаживались, готовые поддержать традицию, вежливо порадовавшись, но должного тонуса не было, что-то словно висело над всеми, то ли огорченья с водой, то ли усталость, то ли вообще стали мы, черт возьми, старее и равнодушнее и на смену прошлогоднему энтузиазму пришла привычка: в самом деле, мы уже ощущали себя не первопроходцами, а чуть-чуть рейсовиками, не поэтами, а ремесленниками океана…

А тут еще Сантьяго окликнул Жоржа писклявым, якобы женским голосом, он и раньше не раз так шутил, поддразнивал, но сегодня Жорж взорвался, окружающие мгновенно сдетонировали — и разразился скандал.

Не буду его описывать, не стану воспроизводить нашу более чем часовую дискуссию — она касалась распорядка вахт, помощи в мытье посуды, отлынивания и, наоборот, выскакиванья поперед батьки, опаздыванья к трапезам и любви к чужим полотенцам, — это был отличный интернациональный хай, в котором итальянская экспансивность удачно сочеталась с мексиканским ядом, американскую же прямолинейность выгодно оттенял, простите, русский фольклор.

Деликатный Кей только глазами хлопал, Мадани, отчаявшись хоть что-то понять, сжался в комочек, а бледный Тур кусал губы. Я на его месте давно бы стукнул по столу, но он не вмешивался, давал нам выкричаться.

Впервые мы так «беседовали» друг с другом. И когда накал полемики достиг наивысшего значения, когда, казалось, на палубе «Ра» вот-вот должны были замелькать кулаки, вдруг все умолкли.

Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, какая нас волнует чепуха, на какую дрянную мелочь — на окурки, на грязные тарелки — мы размениваем нашу экспедицию, наш славный кораблик, нашу мужскую общность, рожденную в суровой работе, под свист ветра и рев океанских валов.

Каждый взглянул на соседа и усмехнулся несмело и смущенно, и грянул хохот, целительный, очищающий, как майская гроза.

Сантьяго привалился к плечу Карло, Норман шутливо ткнул меня под микитки, Жорж кошкой вскарабкался на мачту за шампанским, и на «Ра-2» начался пир!

Мы разошлись только в два часа ночи, случай вообще неслыханный в обоих плаваньях, — пили, ели, опять пили, и говорили, говорили, никак не могли наговориться, будто встретились после долгой разлуки.

Да так, в общем, оно и было.

Рухнули перегородки, неизвестно во имя чего построенные перегородки, разделявшие нас, встали точки над «и», определились отношения, и праздник, нелепо и неприятно начавшийся преподнес нам действительно драгоценный сюрприз.

Вахтенные улыбались в ту ночь, и долго-долго посреди Атлантики, под огромной луной, на хлипком травяном островке звучала губная гармоника Нормана…

РАССУЖДЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

^{которое следует считать продолжением третьего, предыдущего}

Среди предметов, плававших со мной на «Ра-2», была тетрадь в картонной обложке.

Половина ее исписана еще до путешествия и не моей рукой. Дальше — на многих страницах — колонки цифр, столбики плюсов и минусов, отрывочные фразы разными почерками: «о'кей», «не совсем», «неважно», «извините» и прочие, такие же содержательные. Будто мои спутники забавлялись, оставляя по очереди автографы на разлинованных листах.

Этих автографов с нетерпением ждали люди, интересы которых я на борту папирусного судна в меру сил и уменья представлял.