На развалинах мира

Нога попала во что-то мягкое, и из-под нее послышался стон. Какой-то несчастный лежал на животе, лицом вниз. Одна рука у него была сломана и наружу торчала голая кость. Ноги человека были завалены под грудой камней. Похоже, что я невольно наступил на него, чем вызвал стон умирающего. Я посветил ему на голову. Он больше не стонал, но по плотно сжатым губам я заметил, что он все еще в сознании. Луч осветил массивную крепь, придавившую всю груду камней, под которой он находился. В одиночку, какой бы силой я не обладал, сдвинуть ее в сторону я бы не смог. Он это сразу понял, потому что с его губ сорвался еще один стон. Может быть, он хотел что-то сказать, но сил для этого уже не имел…

Оглядевшись вокруг – насколько хватало этого скудного света начавшего тускнеть фонаря – я увидел, что ко мне со всех сторон тянутся руки. В начале я отшатнулся, подумав, что сейчас они все вцепятся в меня и уже не отпустят, но потом опомнился. Большинство уже давно были мертвы, а если кто еще и дышал – не мог ни видеть, ни понимать, уже ничего. Все они были безнадежны – я не мог вытащить ни одного. Изувеченные тела, переломанные конечности, раздробленные головы – даже этого света хватало, чтобы увидеть, что довелось им испытать в последние минуты. У кого-то глаза вздрогнули и открылись – они молили о помощи, или, хотя бы о том, чтобы я прекратил муки их владельца. Но тогда я еще не смог бы убить человека… Даже для того, чтобы избавить его от невыносимых страданий. Глаза это поняли – говорить он уже не мог, так как все лицо человека было буквально раскрошено и залито кровью – и медленно закрылись. Стиснув зубы, я стал молча выбираться отсюда – к своей, все еще такой далекой цели. К горлу подступал непрошеный ком – я не мог не сочувствовать им, вынужденным ждать своего конца, вдали от родных, и в полном неведении того, что с ними случилось. Но я и сам был недалеко от того, чтобы оказаться в том же положении. Пару раз нога срывалась в дыры, и я едва успевал застыть на месте, чтобы не сломать ее в самый неподходящий для этого момент. Стронутая неосторожным движением, стальная балка накренилась и проскользнула мимо головы – я чудом успел наклониться, она с грохотом ударила в стену, вызвав новую серию обвалов. Я уже не различал – по чему я иду. Снова, какое-то отупение овладело мною – как защитная пленка, сквозь которую уже ничто не могло проникнуть. Но судьбе было мало того, что я уже видел – и она преподнесла мне на прощание такой эпизод, забыть который стало невозможно…

Проползая где-то, мне показалось, что я заблудился – а это вполне было возможно среди такого нагромождения. Я метнулся в одну сторону, другую – и рука, искавшая опоры, уперлась в чье-то тело. От неожиданности я отдернул ее назад, а потом, придвинувшись поближе, направил луч фонаря перед собой.

Это была девочка, примерно десяти лет. Она лежала на спине, с закрытыми глазами. Осветив ее полностью, я понял, что она тоже навсегда останется здесь – её живот был полностью разво- рочен металлическим штырем, а ступни на одной ноге вообще не было – ее оторвало. Обе руки она сложила на животе – боль, какую она испытывала, должна была быть, невыносимой… Я коснулся ее потемневшего лица – жалость к ней на минуту заставила меня позабыть, что нужно спешить, чтобы не оказаться лежащим рядом и том же положении. Машинально я смахнул пыль с ее губ – и она раскрыла их, отчего я задрожал всем телом…

– Папа…

Я остолбенел. Она так и не открыла глаза – а если бы смогла, я бы, наверное, закричал…

– Ты… Здесь?

– Да! Да! Я здесь! – Я вдруг понял, что не должен ее сейчас разочаровывать – в миг ее последней надежды. На измученном лице появилось жалкое подобие улыбки…

– Ты… Со мной?

– Да! Я с тобой! Я вытащу тебя, и все будет хорошо! Только потерпи еще немного!

– Да. Я потерплю…

У нее шевельнулись пальцы, и я взял их в свою ладонь. Они полностью утонули в ней, такие маленькие и холодные… Через секунду она умерла. Не было ни последнего вздоха, ни слова. Она даже не дернулась. Это было так, словно вдруг разом остановились часы. Шли, шли, и сразу, без предупреждения… и все.