На развалинах мира

По спине словно простучали дробью. От острых, жалящих прикосновений я вскрикнул – это целая коробка гвоздей, падая с высоты, окатила меня своим дождем и лишь по случайности – пока я стоял, нагнувшись – не выбила мне глаза. Они были слишком мелки, чтобы причинить сильный вред, но падали с высоты и оттого вонзались с большой силой. Ослепи они меня – и любой мой последующий шаг мог означать только гибель… А ран хватало и без них. После трубы, как плетью прошедшейся по моей спине, осталась рваная, кровоточащая полоса. После пыхнувшего в лицо огня – сгоревшие брови и ресницы. А острые углы, за которые я все время цеплялся при беге и прыжках, оставили на теле многочисленные синяки, а кое где и открытые порезы. Силы были уже на исходе – столько времени сопротивляться ежеминутной, ежесекундной возможности быть погребенным заживо, сожженным, раздавленным и искалеченным и при всем этом продолжать двигаться, держаться… Я чувствовал, что скоро сломаюсь, не смогу сопротивляться – и тогда все. Конец. Но ноги сами несли меня прочь, руки отбрасывали препятствия, а измученное и избитое тело не сдавалось, и весь я, от кончиков обломанных ногтей и до содранной кожи хотел жить! Падали горящие столбы, разверзались пропасти – я карабкался по отвесным, сползающим вниз стенам, и выскакивал наверх. Жить! До тех пор, пока есть силы, пока я могу сделать хоть шаг – я должен был жить! И эта жизнь нужна была не только мне – я обязан был уцелеть в этом аду, чтобы вернуться домой, к тем, кто остался далеко отсюда, и, может быть, даже не представлял себе, что сейчас тут происходит!

… Мы держались за руки, сами не понимая, на что надеясь. Мы, это те, кто оказался под завалом из нескольких деревьев, снесенных ураганом со своих мест и при падении образовавших естественное укрытие. Нас было примерно пятнадцать, возможно, двадцать человек. Мы оказались здесь случайно – в поисках спасения, сбившись в группки, мы набрели на это место, и вскоре к нам присоединились еще несколько таких же, сбегавшихся отовсюду. Над головами бушевал смерч, и лишь по счастливой случайности, мы еще не попали в его эпицентр. Из черного облака вылетело что-то массивное, и вскоре мы сумели разглядеть, что это автобус, заброшенный на немыслимую высоту, падает на город вместе со всеми своими пассажирами. Он врезался в стену дома на уровне пятого этажа и этим окончательно снес пока еще державшиеся стены. Из его сдавленных окон начали падать тела людей, но и мертвым не настало покоя – смерч подхватил их и унес с собой, как он уносил все, чего касался. Сила смерча превышала все нами виденное – он лишь слегка коснулся другого здания и развалил его пополам. Крыша дома всем своим шатром приподнялась вверх и, едва смерч покинул это место, с грохотом и лязгом упала обратно. Дом задрожал, стены стали сыпаться большими кусками… Через минуту, на месте здания, высилась лишь груда руин и обломков, перемешанная с битым стеклом, осколками кирпича, трубами, лестничными пролетами и раскрошенной в труху мебелью.

Деревья над нами вспыхнули – порыв ветра донес до листвы языки огня, и наше убежище превратилось в один большой костер. Пламя, пригибаемое ветром к низу, заживо поджаривало тех, кто оказался не в состоянии покинуть навес вовремя. Их мольбы и крики уже ничего не могли изменить – мы не в силах были им помочь из-за сплошной стены огня. Одно из деревьев треснуло, а подземный толчок сбросил его вниз, на пытающегося выползти из завала парня, придавив его голову к земле. Он судорожно дернулся, руки вцепились в дерн. Все было бесполезно – огонь уже жадно лизал его тело, и жар его был столь силен, что мы вскоре увидели, как сквозь лопнувшую кожу и обугленное мясо появились белеющие позвонки. Но и тех, кто успел выскочить, смерть не собиралась щадить!

Дикий, нечеловеческий крик раздался поблизости. И, хотя вокруг все гремело и трещало, я обернулся, уловив в этом возгласе что-то такое, на что нельзя было не отозваться. Женщина, стоявшая на коленях и протягивающая перед собой маленькую девочку трех или четырех лет, отчаянно вскрикнула:

– Помогите!

Я перескочил через кого-то, отбил рукой пытавшегося мне помешать мужчину и упал возле матери и ее ребенка.

– Ааа!

Кричала не девочка – она только широко раскрытыми глазами смотрела на все, а по ее грязному лицу текли крупные слезы. Одна из ее ручек болталась как пришитая к телу. Она должна была испытывать сильнейшую боль, но я не слышал даже стона. Ее мать, продолжавшая сжимать малютку, кричала так, что от ее криков я даже перестал слышать что-либо еще.

– Спасите!