На рубежах Среднерусья

Озабоченность и беспокойство внешне у Василевского не проявлялись. Он лишь несколько чаще, чем прежде, звонил начальнику Главного разведывательного управления и произносил короткий вопрос: «Что нового?!»

Новое поступило только в ночь на 2 июля. Александр Михайлович тут же написал проект директивы и позвонил Верховному. Доложив ему новые данные, попросил разрешения предупредить фронты о наступлении немцев в ближайшие дни. Сталин молчал. Задержки с ответом бывали нередко и прежде, но сейчас, когда дорог каждый час?! Не вернулось ли к Верховному сомнение в возможность центральных фронтов справиться и этим летом с вражьими танковыми корпусами? Александр Михайлович видел Сталина в разных ипостасях и знал амплитуды его колебаний. Успех немецкого наступления может представиться таким огромным, что даже собранными силами переломить ход кампании станет невозможно. И народы Союза распадутся, прокляв его, и выбросят на свалку истории. Вот этих двух опасностей, догадывался Василевский, более всего страшился Сталин.

Молчание Сталина длилось, возможно, минуты две — Василевскому оно показалось долгим, как зимняя ночь. Но вот раздался короткий вздох, затем ответ:

— Директиву о начале наступления немцев отдайте немедленно.

— Разрешите зачитать?

Василевский без торопливости внятно прочитал: «По имеющимся данным, немцы могут перейти в наступление в период третьего — шестого числа. Ставка Верховного Главнокомандующего приказывает: Первое. Усилить разведку и наблюдение с целью своевременного вскрытия его намерений. Второе. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника. Третье. Об отданных распоряжениях донести».

— Хорошо. Пришлите директиву мне на подпись и сейчас же отсылайте ее всем фронтам — от Западного до Южного. Утром можете выехать на фронт — для исполнения обязанностей представителя Ставки.

Утром Василевский нередко выкраивал три-четыре, максимум пять часов для сна. Но сегодня на сон и часа невозможно было отвести. Лишь в самолете он приложил голову к спинке сиденья, но уснул ли, нет ли, определить не смог. К нему подошел Колосов и дотронулся до плеча.

— Уже, Григорий Семенович?

— Уже, Александр Михайлович. Самолет идет на посадку.

Прибыв в штаб фронта, Василевский прошел в блиндаж — кабинет комфронтом. Ватутин, улыбаясь широким лицом, встретил его у двери. Поздоровавшись, Александр Михайлович снял фуражку, положил ее на стол. Ватутин заметил: виски у Александра Михайловича еще больше поседели. Не случилось ли что, горькое для него? Присев к столу, Василевский, присмотревшись к карте, спросил:

— Считаешь, противник ведет себя по-прежнему?

— Внешне — по-прежнему, то есть маскировку соблюдает строжайше. Однако ночью «слухачи» все же кое-какую возню у противника расслышали. Похоже, на избранных для наступления направлениях и Манштейн и Гот со дня на день могут что-то предпринять.

— Неужели разведку боем? Столько затратить усилий для достижения внезапности и накануне наступления опробовать прочность нашей обороны? Это же…

— Вероятнее всего, безоглядно уверовали в сокрушающую силу своих ударов.

Но весь день 3 июля прошел без заметных признаков скорого перехода в наступление. Лишь ночью в ряде мест разведчики уловили приглушенный гул моторов, а утром в первой траншее противника было замечено больше, чем обычно, касок. В 16 часов цель противника прояснилась — по позициям одного из полков сто пятьдесят самолетов нанесли бомбовый удар. Едва они развернулись для отлета на аэродромы, обрушила огонь артиллерия. Крепкий, но не настолько, чтобы походить на настоящую артиллерийскую подготовку. Вскоре из-за пологой высоты выползли двадцать танков и с переносом огня в глубину начали приближаться к переднему краю. За ними без былой уверенности пошла пехота. Артиллерия 6-й гвардейской армии поставила перед ними заградительный огонь. Танки прошли его без задержки, лишь два подорвались на минах, а пехота залегла у проходов в минных полях и проволочных заграждениях. Только когда артиллерия противника повторила огневой налет, а танки открыли огонь по обнаруженным целям и поразили их, пехота бегом продвинулась по проходам в заграждениях и ворвалась на передний край. Осмотревшись, продвинулась ко второй траншее. Но здесь четыре танка были подбиты, а три подорвались на минах. Оставшиеся целыми отошли на нейтральную полосу, проходившую по лощине.