Читаем На рубеже Азии. Очерки захолустного быта полностью

Здесь, на любвеобильной груди природы, я уносился в свое прошлое, где вставали дорогие для меня тени отца, Аполлона и Меркулыча. Воспоминания об отце всегда наталкивали на «секретаря», который сумел довести отца до могилы своей системой замолчания: мой бедный отец именно был замолчен и забыт в медвежьей глуши, повторив участь, вероятно, очень многих талантливых и честных людей, не умевших покориться. История Аполлона тоже поднимала много горечи в моей душе. Я понимал, какая роль досталась ему у Иринарха и почему он спился. Бедный Аполлон! А вот по этим горам, которые зеленеют теперь передо мной, купаясь в золотистом струившемся воздухе, по ним сколько раз мы ходили с Меркулычем… Счастливое, беззаботное время! Дети веселой гурьбой окружали меня, цеплялись мне за плечи, заглядывали в глаза и смеялись чистым детски-беззаботным смехом, в который жизнь еще не вплела ни одной злой или неестественной нотки. Неужели и вас, русые беззаботные головки, ждут те же секретари, Иринархи, Прошки и Вахрушки?

Пойте, резвитеся, дети.
Пойте, сплетайте венки!

Ведь и я когда-то, давно-давно, улыбался такой же беззаботной счастливой улыбкой, а теперь… Отдохнуть хочу, отдохнуть хочу каждой каплей крови, каждой клеточкой. Я вполне понял теперь состояние Сергея Павлыча, который по целым дням кипятился из-за какой-нибудь ниточки: это был вытянувшийся на работе человек, у которого не было места живого на теле. Я понял Луковну с ее смешными предчувствиями и верою в сны: не такими ли же предчувствиями и не такой же верой в сны живет и все человечество, — так же работает, радуется, ждет, плачет и обращается в состояние детства, где иллюзии создания воображения получают силу и смысл действительности и человек получает способность ждать даже то, чего никогда не случится?

Примечания

Впервые напечатано в журнале «Устои», 1882, №№ 3–5, за подписью «Д. Сибиряк». На рукописи (хранится в Свердловском областном архиве) зачеркнуто заглавие «Медведица» и подзаголовок в скобках «Очерк среднего Урала». Над зачеркнутым написано: «Из воспоминаний одного доктора». Рукопись содержит также пометку: «Устои», март 1882 г.». В записной книжке 1891 года автор сгруппировал свои произведения по темам и жанрам. По первому признаку «На рубеже Азии» отнесено в раздел «О попах», по второму — в раздел «Повести» (см. Е. А. Боголюбов. Комментарии к собр. соч. Мамина-Сибиряка, Свердл., 1948, т. I, стр. 347). Печатается по тексту журнала «Устои».

Повесть под названием «Мудреная наука» осенью 1881 года была послана автором в журнал «Слово». «Мой рассказ «Мудреная наука» принят редакцией «Слово» и будет напечатан в первых месяцах будущего года», — писал Мамин А. С. Маминой 2 октября 1881 года.

Журнал «Слово», орган либеральных народников, был в конце 1881 года закрыт. 14 ноября 1881 года Мамин с сокрушением писал А. С. Маминой: «Слово» не выходит и, кажется, не выйдет, такая уж моя судьба — только приняли рассказ, и журнал перестал выходить», а 4 декабря он пишет: «Слово» погибло». В январе 1882 года повесть была передана, в журнал «Устои», где, по предложению А. М. Скабичевского, ей было дано название «На рубеже Азии». 26 февраля 1882 года писатель сообщал матери: «Мой очерк под названием «На рубеже Азии» уже набирается». Напечатанная в мартовско-апрельской и майской книгах «Устоев», повесть не была оплачена журналом ввиду неудовлетворительного его материального положения.

В повести разработана популярная в литературе 1860 — 1880-х годов тема из жизни разночинной интеллигенции, в частности, выходцев из бедной части духовенства. К этой теме Мамин-Сибиряк обращался неоднократно.

Различные пути, которыми идут выходцы из духовной среды, показаны в рассказе «В худых душах» (см. т. 3 нашего издания). Дети деревенского попа Якова Кинтильян и Аня становятся на путь революционной борьбы, другие его сыновья создают свою карьеру на чиновной службе, а один из сыновей в урядники попал. Связь духовенства с господствующими классами отмечена Маминым во многих произведениях, в частности в романах «Три конца» и «Хлеб».

В поздних его произведениях из жизни духовенства критика сильно приглушена. М. Горький по поводу его рассказа «Любовь куклы» (1902 г.) писал: «Сильно смущает меня его последняя вещь… Не нравится мне его отношение к монастырю и монахам» (М. Горький. Собр. соч. в 30 томах, ГИХЛ, т. 28, стр. 271).

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Огонек»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза