На руках у Бога. О радости быть христианином

Есть сознательные обидчики. Но большинство людей обижают других не из злобности, а потому что им очень плохо. Единственный способ поделиться своей болью – обидеть другого. Несчастные люди! Их никто не научил состраданию! Сострадать – это не только сочувствовать больному, но еще и уметь делиться своей болью с другими так, чтобы никого не «оцарапать». Поэтому не торопитесь обижаться!

Обида – ранение, кровоточащая рана. Если у вас здоровый организм, рана заживет быстро, а боль забудется. Но вдруг вы диабетик или больны гемофилией, тогда даже маленькая царапина может стать настоящим бедствием. Невозможно прожить жизнь и ни разу не оцарапаться.

Жить – больно, и это нормально, это естественно. Если ничего не болит… может, ты умер?

Сладострастие вины

Я защищаю естественное человеческое право быть обиженным. Обижаться, правильно обижаться, – нормально для человека, и это есть признак здоровья. Однако преподобный Марк Подвижник в «Добротолюбии» говорит, что подлинные причины обиды – тщеславие и сладострастие. Мне кажется, что здесь преподобный говорит о болезненной обидчивости, которая паразитирует на человеке с ослабленным духовным организмом. Тщеславие и сладострастие – серьезные недуги. Обидчивость питается тщеславием. Это очень понятно и, признаться, знакомо многим. Тщеславный переоценивает себя, тщеславие само по себе недуг зрения: больной видит себя с искажениями. Отсюда и другой счет обидам.

Но куда более заразная болезнь – сладострастие жертвы. Обиженным и униженным быть очень приятно, а иногда даже и выгодно. И самое отвратительное, что может придумать человек, – это прикрывать и оправдывать свою страсть Евангелием. Почему святой назвал этот недуг сладострастием? Потому что обида – это процесс, это не статичное состояние. Если ты в ней задержишься дольше положенного, незаметно можно пересечь черту, когда тебе уже начинает нравиться быть обижаемым и угнетенным, и это сладострастие так накрывает человека, что он уже сознательно ищет повода к мучению, как пьяница бутылку. Таким людям невыносим покой и счастье. Дай им прекрасного мужа, они постепенно превратят его в «жестокого деспота». Родись у них внимательный сын, он непременно станет «неблагодарным тираном» и «жестокосердым мучителем». Эти люди способны обратить в ад все, что их окружает, – дом, монастырь, учреждение. Мне не хочется писать о них подробно, потому что их портретами «увешаны» романы Достоевского.

Гораздо важнее осмыслить обиду и прощение как динамичный процесс, которым можно и нужно управлять, сознательно подчиняя себе.

Апостол Петр задал Спасителю вопрос: сколько раз прощать брату, согрешающему против меня? до семи ли раз?

И Господь ответил: до седмижды семидесяти раз (Мф. 18: 21, 22). Читая эти строки, мы думаем, что речь идет о бесконечной череде обид, которые одна за другой наносятся человеку. Семьдесят обид – семьдесят прощений. Это тяжелое задание, но мы его принимаем. Но что, если Господь говорит не только об этом? Что, если формула пишется так: одна обида – семьдесят прощений? Что, если человеку, который не способен сразу и до конца простить, приходится многие годы снова и снова прощать, погружаясь, благодаря этому опыту прощения, в самые глубины своей духовной жизни, опытно учась милосердию и снисходительности?

Зубы друга

При всем своем грозном величии Бармалей – это портрет ребенка, испуганного, одинокого, очень часто раненого ребенка, покалеченного звереныша. В гениальной картине японского художника-мультипликатора Хаяо Миядзаки «Навсикая из Долины ветров» у главной героини есть ручная белка, которая не отходит от девочки ни на шаг, без хозяйки тоскует, скучает, тревожится. И вот на крепость нападают, вокруг смятение, шум, крики. Белка пугается, пытается спрятаться и от ужаса и шума кусает девочку до крови. У кого есть кошки, знают, что такое случается. Но если внимательно присмотреться к картине, увидим, что девочка сама дает укусить себя, чтобы белке стало легче. Это самая высокая степень дружбы и доверия – позволить себя поранить, сделать больно, чтобы друга хоть чуть-чуть отпустило.