НА РУСЬ!

– Ул-ла! – раздаётся клич со стороны монгольской рати и конница устремляется вперёд. Следом бегут лёгкие пехотинцы, вслед за ними выступают тяжело бронированные воины.

– Огонь! – отдаю я команду.

Теперь уже заработали наши камнемёты. Свист стрел, огненные вспышки и грохот разрывов, ржание лошадей и крики людей – всё смешалось в единое целое под названием «война».

Меткие попадания вражьей артиллерии разметали горящие брёвна и всадники устремились в брешь.

– Женя! – позабыв о конспирации, кричит Луиза.

– Там справятся! Не высовывайся! – грожу я ей кулаком.

Стоящий напротив пробоины заградотряд выставил вперёд длинные рогатины. Лучники почти в упор бьют по перемахивающим через пламя всадникам. Стрелы с бронебойными наконечниками сбивают отчаянных кавалеристов прямо на остриё упёртых в землю рогатин и в полыхающий огонь.

Над крепостью поднялся приторный дух палёного человеческого мяса. От вытекающего из корчащихся в огне тел жира огонь разгорается ещё больше. Многим удаётся прорваться. Во дворе вспыхивает рукопашная схватка.

– Отсекайте пехоту! – кричу я стрелкам и, перемахнув через перила, устремляюсь вниз. Барони мчится следом за мной. К воинам заградотряда подоспели женщины и крючьями стаскивают всадников наземь. Мы с оруженосцем вламываемся в самую гущу сечи и вносим посильную лепту.

В первых лучах восходящего солнца блестят окровавленные клинки, и монголы откатываются назад. Отставшие становятся добычей женщин.

Штурм отбит. Обе стороны зализывают раны. Я не думаю, что на этом всё успокоится. Уж слишком решительно настроены монголы. Вперёд их толкают не только приказы десятников, но и голод. От тех же языков я слышал, что у неприятеля появились случаи людоедства.

«Не всё коту масленица, – злорадно думаю я, глядя на спины улепётывающих воинов. – Пора и вам сходить туда, куда вы посылали других!».

Хуже всего то, что у монголов есть резервы, а наших бойцов можно пересчитать по пальцам.

«Эх, – вздыхаю я о несбыточном. – Нам бы свежих воинов сотен десять, и неизвестно в чью сторону склонилась бы чаша весов победы».

До вечера мы отбили ещё два штурма. Оба Луиза просидела в башне под присмотром Агуды. К закату стоять у катапульт стало некому. А монголы пошли на очередной штурм. Это были последние силы, которые они могли противопоставить нам. Несколько десятков воинов собрались вокруг меня на крепостной стене.

– Мёртвые сраму не имут! – произнёс я свою последнюю речь.

Я стоял на высокой стене и смотрел на копошащихся внизу людей.

– Повелитель, монголы подтащили таран! – донёсся до меня хриплый голос.

– Смолу! – приказал я.

– Не поможет. Над ним крепкий навес, – ответил Дилан- дай. – Да и ворота держатся на честном слове.

– Крепить ворота с нашей стороны! – махнул я рукой в сторону ворот.

– Некому, – спокойно произнёс Диландай, прикрывая меня щитом от очередной порции монгольских стрел.

Сразу две стрелы с противным стуком пробили кожаную обивку и, задрожав оперением, застряли в деревянной основе щита. Диландай небрежно смахнул их саблей и одним ловким движением кинул её в ножны.

– Как Адзи? – поинтересовался я.

– Рвётся на стены, – ухмыльнулся куин.

Он был воином, и определённое им самим короткое время оставшейся жизни нисколько его не смущало.

– Теперь уже можно, – отрешённо произнёс я. – Теперь всё можно.

– Но ваш сын? – голос Диландая дрогнул.

– Мой сын никогда не станет рабом! – стиснул я зубы.

Из-под крепостных стен раздался дикий вой. Опрокинутая вниз кипящая смола всё-таки достигла цели.

Я поймал себя на мысли, что всё это уже происходило со мной. В далёком 1934 году в моих снах, которые я тщетно пытался расшифровать.

– Барони не пускал меня к тебе, – капризно произнесла принцесса, прижимаясь ко мне плечом.

Рой летающих стрел и неприятный свист зажигательных снарядов не производил на неё абсолютно никакого впечатления. Настоящая амазонка и жена солдата!

В серебристой миниатюрной кольчуге работы лучших чжурчжэньских мастеров, с золотой цепью, толщине которой мог бы позавидовать любой из братков девяностых годов двадцатого века, она появилась на стене сразу же, как только я снял свой запрет понимая, что отмеренное нам время подходит к концу. Попытки вернуться в свой век так и не принесли желаемых результатов.

Мимо нас прогремели латами несколько воинов, спешана подмогу в сторону ворот. Адзи перегнулась через каменный зубец стены и стала комментировать события.

– Бьют тараном в ворота! Смола горит прямо на навесе, но они не отходят.

– Осторожнее! – предостерёг я её.

– Прикажи сбросить на них камни, – повернула ко мне голову Адзи. – Ой!

Я с ужасом смотрел на торчащее из-под её ключицы оперение тяжёлой бронебойной стрелы и не знал, что делать.

– Что это? – девушка посмотрела мне в глаза. – Ты чего-то испугался?

Из очерченных пушистыми ресницами глаз, набухая, покатились две крупные слезы. Лицо Луизы побледнело, немного широковатые скулы вмиг обострились. Она пошатнулась и медленно подняла руку к стреле.

– Больно, – прошептала девушка и стала оседать.

Выйдя из оцепенения, я подхватил ставшее безвольным тело на руки и поднял лицо к небу.