Читаем На сем стою полностью

Подобные взгляды влияли на перевод, но незначительно. Кое-где, однако, явно просматривается чрезмерное увлечение Павлом. Можно привести известный пример, когда Лютер перевел "оправдание верой" как "оправдание одною лишь верой". Когда его попрекнули подобной вольностью, он ответил, что переводил не слова, но идеи и что дополнительное слово необходимо в немецком переводе для того, чтобы в полной мере передать смысл оригинала. Ни в одной из тех редакций своего перевода, которые Лютер сделал при жизни, он не отказался от этого слова - "одною". В другом случае Лютер проявил большую гибкость. В 1522 году он перевел греческое выражение "делами закона" как "заслугами дел". В 1527 году Лютер восстановил изначальное значение. Сделать ему это было, вероятно, нелегко. Лютер был честным тружеником, и все последующие редакции Нового Завета отличает все большая и большая близость к оригиналу. В то же время встречались места, где особые взгляды Лютера приводили не то чтобы к неточности, но к появлению специфических нюансов в переводе. Благословение: "И мир Божий, который превыше всякого разумения" Лютер перевел так: "И мир Божий, который превосходит всякий разум". В сущности, ставить под сомнение точность перевода здесь нет оснований. Лучше было бы сказать: "который выходит за пределы всякого разумения", но убежденность Лютера в неспособности человеческого разума исследовать небесное была столь велика, что в этом тексте он видел лишь подтверждение своей точки зрения.

Если Новый Завет был для Лютера книгой Павла, то Ветхий Завет представлялся ему книгой христианской. Отменен был лишь церемониальный закон евреев. Нравственный закон сохранил свою ценность, поскольку он соответствует закону природы. Однако куда важнее этики было богословие. Ветхий Завет предвосхитил драму искупления. Адам явил пример оставленное(tm) человека. Ной ощутил силу гнева Божьего, Авраам был спасен верою, а Давид испытал покаяние. Предсущий Христос осуществлял Свою миссию через Ветхий Завет, говоря устами пророков и псалмопевцев. Наглядное свидетельство христологического истолкования Ветхого Завета во времена Лютера обнаруживают иллюстрации к его Библии. Из сотен гравюр единственная, изображающая рождение Христа, встречается не в евангелиях, что естественно было бы ожидать, но на титульной странице Книги Иезекииля. Прочитывая Ветхий Завет таким образом, Лютер не мог избежать христианизации оттенков значения слов. "Милость Господня" превратилась в "благодать"; "Избавитель Израиля" стал "Спасителем"; "жизнь" переводилась как "жизнь вечная". Вот почему Бах имел причины считать 15-й псалом Пасхальным гимном.

Наибольшие вольности при переводе Лютер позволял себе в Псалтири, поскольку здесь он чувствовал себя совершенно свободно. Псалмы отражали ту духовную борьбу, которую он испытывал непрестанно. Невозможно было исключить знаменитые слова его Anfechtungen [искушения]. Там, где английский перевод псалма 89 говорит о "тайных грехах", у Лютера мы читаем "нераспознанные грехи". Лютер размышлял о том, как, пребывая в монастыре, он тщетно пытался припомнить каждое свое дурное деяние, чтобы можно было покаяться в нем и получить прощение. Там, где английский перевод гласит: "Научи нас так исчислять дни наши, чтобы нам обрести сердце мудрое", Лютер без всяких околичностей переводит: "Научи нас так размышлять о смерти, дабы могли мы обрести мудрость".

Лютер настолько глубоко прочувствовал псалмы, что даже улучшил их. Иногда в оригинале переходы резки, а смысл не всегда очевиден. Лютер упрощал и прояснял. Работая над текстом, который отражал его духовные метания во время ночных бдений, Лютер почувствовал, что имеет право перефразировать его. Вот как он трактует псалом 72:

"Сердце мое поражено, и кости мои изнемогают, глупец я и невежда, зверю я подобен пред Тобою. Но я навек пребуду с Тобою. Ты держишь меня десницею Своею и руководишь мною советом Своим. В конце Ты увенчаешь меня славою. Если бы имел я это, не просил бы я ничего ни на небе, ни на земле. Когда плоть и душа моя изменяют мне. Ты остаешься навеки Богом моим, утешением сердца моего и частью моей".

Библия в переводе Лютера представляла собой великий инструмент обучения. Но одной ее было недостаточно ни для детей, ни для взрослых, почти повсеместно крайне невежественных. Детей следовало учить в церкви, в школе и дома. А для этого пасторы, учителя и родители должны предварительно получить образование сами. Этим объясняется стремление Лютера заменить католическую школу муниципальной, которая давала бы всестороннее образование, включая и религиозное. "Писание невозможно понять, не зная языков, - утверждал Лютер, - учить же языки можно лишь в школе. Если родители не могут отпускать детей на целый день, пусть дети проводят в школе хотя бы несколько часов. Готов биться об заклад, что в половине Германии можно насчитать не более четырех тысяч школьников. Хотелось бы знать, откуда мы будем брать пасторов и учителей через три года?"

Катехизис

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное