На сибирских ветрах. Всегда тринадцать

Война еще не подошла к концу, еще огрызался недобитый враг, еще цеплялся когтями за берег Одера, а к подножию сосновых сопок уже прибыл первый молодежный эшелон. Знамя ЦК комсомола развевалось над эшелоном. День выдался ненастный: не по-июльски студеный ветер обрушился на молодежь. Тут же, возле паровоза, собравшись на митинг, решили немедленно приступить к работе. Энергопоезд запаздывал, разожгли костры, и при их зыбком свете трудились до полуночи.

В честь этого дня — не такого уж давнего, но первой вехой вошедшего в новую летопись города — молодежь Горноуральска и установила свой традиционный праздник. И не может быть для него лучшего места, чем стадион: отсюда, с высоты трибун, открывается панорама города. И до чего же она широка, далека. Он и сейчас весь в движении, в строительной неугомонности — многосоттысячный город горняков, металлургов, машиностроителей.

———

Умолкли фанфары. Краткое приветственное слово секретаря горкома комсомола. Затем команда:

— Вынести знамя комсомольской славы!

И вот оно показалось из-под арки — небольшое, скромное, точно все еще хранящее на своем полотнище следы паровозного дыма. Поднявшись как один, стадион встретил знамя бурными рукоплесканиями. Небольшой интервал — и вот уже на гаревой дорожке знаменосцы сегодняшней молодежи, участники нынешнего праздника.

Все подвижно, мгновенно, неповторимо: стройность и гибкость юных тел, шелк знамен над ними, его переливы и отсветы — от нежно-лазурного до огненного, пылающего в лучах закатного солнца. И даже облака, плывущие над стадионом, — даже они казались сейчас по-особенному, по-праздничному нарядными...

В рядах одной из колонн маршировала Жанна. Ей было и страшно и весело. Нет, еще и радостно. Несколько минут назад Никандров отыскал ее и улыбнулся одними глазами — так, как любила Жанна. «Не сомневаюсь в тебе, — будто сказал он. — Желаю большой удачи!» И Жанна почувствовала, как отступает страх.

Ах, если бы мог Сагайдачный распознать свою дочь среди тех, кто шел и шел мимо центральной трибуны. Но в том и беда: память его сохранила немногое — лишь крохотную девчурку, от горшка два вершка.

Последняя колонна покинула поле. Оно, однако, не опустело. Условный сигнал — и сотни спортсменов, выбежав со всех сторон, построившись в шахматном порядке, приступили к упражнениям с обручами и булавами, флажками и лентами. Многоцветная клумба, возникшая из переплетенных тел, вдруг преобразилась в тугой бутон, он распустился, рассыпал свои лепестки, и каждый лепесток стал девичьим хороводом. Когда же хороводы, извиваясь и кружась, сошлись на середине поля — точно взметнулся ярчайший костер...

Массовые упражнения сменились сольными. И теперь, отвлекшись от тяжких раздумий (недавний разговор с женой продолжал бередить память), Сагайдачный не мог не обратить внимания на отличную работу спортсменов: «Совсем неплохо! Крепкий материал!» Так уж был устроен у него глаз: все оценивать профессионально.

Тут же вспомнил о Никандрове: когда его выступление?

Наклонился к соседу, державшему на коленях программку, и вдруг, не успев пробежать ее глазами, так громко и отчетливо услыхал, что даже сперва не поверил, подумал, что ослышался:

— Упражнения на трапеции. Спортивный клуб «Машиностроитель». Жанна Сагайдачная!

Разом все внутри напряглось, остановилось, замерло. Подался вперед, к самому барьеру ложи. И увидел девушку в гимнастическом светлом костюме: она шла навстречу строительному крану, к трапеции, висящей на его стреле.

Почти теряясь на фоне огромного травянистого овала, со всех сторон окруженная многоголовыми скатами трибун, девушка казалась не только юной, но и по-особенному тонкой, хрупкой. Но лишь до момента, когда схватилась за трапецию.

Сколько дней готовилась Жанна к этим недолгим минутам выступления. Готовилась, тренировалась, делилась своим волнением и с Никандровым, и с «внештатными инструкторами», меньшими помощниками Казарина. И даже минуту назад ее обуревало и жгучее и холодящее волнение... Но вот схватилась за перекладину, раскачалась, с маху сделала оборот, перешла на бланш... Волнение сменилось удивительным спокойствием: будто малейшая клеточка тела уяснила свою задачу и приготовилась беспрекословно ее исполнить, а воздух вокруг стал не только податливым, но и соучаствующим, поддерживающим, корректирующим.

— Хороша! — проговорил кто-то за спиной Сагайдачного (в ложе находились работники городского комитета физкультуры и спорта). — Отлично тренирует Никандров своих учеников!

Второй перебил:

— А тело... Ишь как в упор идет... Литое тело!

В разговоре этом не было и оттенка какой-нибудь вольности, но Сагайдачный поморщился: он ни с кем сейчас не хотел делить только что обретенную дочь.