На скамейке возле Нотр-Дам

И почему-то в этот момент передо мной отчетливо всплыло нежно-бледное лицо Мари и молоденькая мордочка Ленки. Они всплыли на миг и исчезли.

Я шагнула через улицу. Прохожих было немного, машин тоже. Отойдя подальше, я обернулась, чтобы снова посмотреть на церковь. Да, я не свободна, но моя несвобода мне дорога. Может быть, она единственное, что меня еще охраняет от смерти. Я мыслю стереотипами. Один из них: покончить с собой – это больно. Другой: я не люблю разговаривать со своей матерью, но, если вдруг она заболеет, я не смогу ее бросить. Я должна буду ухаживать за ней. Третий: если кто-то кого-то любит, то эти люди должны жениться и жить вместе. И все в таком роде.

Я остановилась и посмотрела назад через дорогу, чтобы мысленно попрощаться с церковью. Но черт возьми! Она вдруг показалась мне странной – гораздо меньшей и какой-то другой архитектуры. Я еще немного прошла вперед – хотела оглянуться еще раз – вдруг просто ракурс оказался не тот, и взгляд мой неожиданно уперся в набережную. Впереди меня была Сена. Я, ничего не понимая, подошла к парапету. Я вроде бы помнила, что там, где мы стояли с НИМ, реки не было. Я закрыла руками лицо, чтобы сосредоточиться. Нет, я не могла ошибиться. Я помнила отчетливо – ОН взял меня за плечи, и мы пошли каким-то узким проулком. Зашли в ближайшее кафе… Я вернулась. Обошла церковь кругом. Нигде никакого проулка не было. Незнакомые улицы. Мне стало страшно. Будто кто-то специально запутал меня.

Я спросила себя: может, так люди сходят с ума?

Какого цвета была машина, которая меня только что пропустила через дорогу? Я ничего не помнила. Как же я могла запомнить церковь, у которой стояла восемь лет назад?

Нет, надо успокоиться. Перво-наперво проверить память. Я стояла у парапета. Только что по набережной навстречу мне прошел человек с собакой. Кто это был? Мужчина, женщина? Какой породы была собака? Я напряглась и еле сдержала себя, чтобы тут же не обернуться. Нельзя оборачиваться! Я должна вспомнить сама. Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Еще раз, спокойно! Я вспоминала… Только что навстречу мне прошел мужчина… Средних лет… Его собака была невысокая, кудлатая. Похожая на Лулу. Нет, шерсть Лулу – черно-белая. Собака, прошедшая сейчас передо мной, была другого цвета. Какого?

Я обернулась. Набережная передо мной была пуста. У меня подкосились ноги. Какая-то мистика!

Но вдруг на другой стороне дороги, не со стороны реки, а со стороны домов я увидела удаляющуюся от меня женщину. С собакой на поводке. И псина вовсе не была похожей на Лулу. Это был черный и гладкий французский бульдог. Если еще минут двадцать назад я была уверена в своем пути, в местности, в воспоминаниях, то теперь я уже сомневалась, в самом ли деле я – это я? А может быть, я нахожусь уже даже и не в Париже?

Нет, что за чепуха! Передо мной от другого берега отходили заполненные туристами плоские катера с ярко-оранжевыми сиденьями. Я повернулась и нашла в небе иглу Эйфелевой башни.

Нет, все-таки я в Париже. И тут меня осенило: господи, как же все просто! Вот оно объяснение. Я вдруг поняла, почему ОН меня не любил.

Я была – другая! Может быть, похожая на кого-то, но не та. И он относился ко мне не так, как к другим, потому что не могу ведь я принять эту церковь, которая сейчас возникла передо мной, как ту, настоящую, что была когда-то. И я для НЕГО настоящей не была. И все мои заслуги были для него, словно чужая проходная улица. И потому-то я была другая, я не смогла ЕМУ доказать, что я достойнее всех, кто занимал его внимание, кто по непонятным для меня причинам вдруг становился его женами и матерями его детей, в то время как я, при всех своих усилиях, навечно остаюсь для него «Танькой». И именно потому, что я была другая, ему было на меня наплевать, как мне сейчас наплевать на эту, другую церковь. И не его вина, что это я по своей легкомысленности и самонадеянности верила, что своей любовью сумею переломить его равнодушие ко мне, сумею развернуть его чувства в свою сторону. Фиг! Если ты ненастоящая, если ты другая – ничего из этого не получится… Я, не оборачиваясь, пошла прочь. Я ошиблась. Это просто была не та церковь.

* * *

А Лену незадолго до того разбудил звонок Валерия.

– Валер, а ты где?

– Еду на аэродром.

Она ждала какого-то продолжения, хоть капельку чего-то, что напомнило бы и ей и ему о прошедшей ночи, но он говорил отрывисто и сухо.

Он не один, кругом посторонние люди, – догадалась она. Вкратце суть разговора свелась к тому, что Валерий попросил Лену связаться с теткой и пригласить ее на завтрашний праздник. Он даже подобрал уже весомые аргументы, но Лена не возражала, и это сократило их разговор еще больше.

– Ты сейчас куда? – спросил он в заключение.

– Пойду, погуляю.

И Лена отправилась к Елисейским Полям.

Елисейские Поля означают райские поля, а вовсе не землевладения какого-то фантастического Елисея, наподобие королевича из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». Лене было даже забавно, что до того, как она прочитала путеводитель, у нее было примерно такое представление.