На скосе века

Мир еврейских местечек…   Ничего не осталось от них,Будто Веспасиан   здесь прошёл      средь пожаров и гула.Сальных шуток своих   не отпустит беспутный резник,И, хлеща по коням,   не споёт на шоссе балагула.Я к такому привык —   удивить невозможно меня.Но мой старый отец,   всё равно ему выспросить надо,Как людей умирать   уводили из белого дняИ как плакали дети   и тщетно просили пощады.Мой ослепший отец,   этот мир ему знаем и мил.И дрожащей рукой,   потому что глаза слеповаты,Ощутит он дома, синагоги

   и камни могил, —Мир знакомых картин,   из которого вышел когда-то.Мир знакомых картин —   уж ничто не вернёт ему их.И пусть немцам дадут   по десятку за каждую пулю,Сальных шуток своих   всё равно не отпустит резник,И, хлеща по коням,   уж не спеть никогда      балагуле.1945

«Весна, но вдруг исчезла грязь…»

Весна, но вдруг исчезла грязь.И снова снегу тьма.И снова будто началасьТяжёлая зима.Она пришла, не прекративВесенний ток хмельной.И спутанностью перспективНависла надо мной.

1946

Русской интеллигенции

Вьюга воет тончайшей свирелью,И давно уложили детей…Только Пушкин читает ноэлиВольнодумцам неясных мастей.Бьют в ладоши и «браво». А вскореВетер севера трупы качал.С этих дней и пошло твоё горе,Твоя радость, тоска и печаль.И пошло — сквозь снега и заносы,По годам летних засух и гроз…Сколько было великих вопросов,Принимавшихся всеми всерьёз!Ты в кровавых исканьях металась,Цель забыв, затеряв вдалеке,Но всегда о хорошем мечталаХоть за стойкою   вдрызг      в кабаке —Трижды ругана, трижды воспета,Вечно в страсти, всегда на краю…

За твою необузданность этуЯ, быть может, тебя и люблю.Я могу вдруг упасть, опуститьсяИ возвыситься,   дух затая,Потому что во мне будет битьсяБеспокойная   жилка твоя.1944

Смерть Пушкина

Сначала не в одной грудиЖеланья мстить еще бурлили,Но прозревали: навредит!И, образумившись, не мстили.Летели кони, будто вихрь,В копытном цокоте: «Надейся!..»То о красавицах своихМечтали пьяные гвардейцы…Всё — как обычно… Но в тишиПрадедовского кабинетаЛомаются карандашиУ сумасшедшего корнета.

Он очумел. Он морщит лоб,Шепча слова… А трактом ПсковскимУносят кони чёрный гробНавеки спрятать в Святогорском.Пусть неусыпный бабкин глазСледит за офицером пылким,Стихи загонят на Кавказ —И это будет мягкой ссылкой.А прочих жизнь манит, зовёт.Балы, шампанское, пирушки…И наплевать, что не живёт —Как жил вчера — на Мойке Пушкин.И будто не был он убит.Скакали пьяные гвардейцы,И в частом цокоте копытИм так же слышалось: «Надейся!..»И лишь в далёких рудникахПри этой вести, бросив дело,Рванулись руки…   И слегкаКандальным звоном зазвенело.1944