На сопках Маньчжурии

Очнулась оттого, что повозка остановилась. Впереди было ущелье, и казаки рысью направлялись к нему. Драгуны взяли правее.

Солнце жгло. Кричали цикады. И все-таки, несмотря на камень и жару, это была хорошая земля. Хорошие горы, просторные равнины, гаоляновые поля, придававшие такой живописный вид всему, деревни, обнесенные стенами… К китайцам она привыкла с детства… действительно, почему она не училась китайскому языку?

Два казака выскочили из ущелья и подавали знаки.

— Поехали, поехали! — крикнул Петров.

Казаки и драгуны едут вперед, в пятидесяти саженях за ними повозки. Топот копыт и стук колес наполняют ущелье грохотом.

Если в таком ущелье начнется сражение…

Она не сразу сообразила, что это выстрелы.

Казаки остановились, драгуны метнулись в сторону, две лошади бились на земле. Васильев соскочил с повозки и держал под уздцы своего мерина. Нина стояла в повозке на коленях, вцепившись пальцами в борта.

Выстрелы раздавались и справа и слева.

— Ложись! — крикнул Петров.

Нина испуганно села. Все дальнейшее произошло очень быстро. Казаки и драгуны дали залп по скалам, японцы ответили беглым точным огнем. Сразу оказалось пятеро раненых. Подъесаул махал шашкой. Петров стоял на дороге. Васильев с бешеной торопливостью поворачивал повозку.

— Подожди, подожди! Стой! Подобрать раненых! — кричал Петров.

Нина спустилась на землю и со страшно бьющимся сердцем пошла вперед.

Пули ударяли в землю с глухим противным звуком.

«Целят в меня», — поняла Нина, но продолжала идти.

Ближайшему солдату, раненному в голову навылет, помочь надо было на месте. Помутневшие глаза его закатились, желтизна разливалась у висков.

Присев около него, Нина быстро накладывала повязку. Теперь она не слышала пуль. А может быть, по ней и не стреляли. Увидели — женщина с красным крестом на груди. Ах, все равно, главное — перевязать!

Она распоряжалась переноской. За это время к пяти раненым прибавилось еще пять.

— Скорее, скорее, так мы весь отряд положим! — кричал подъесаул. — Ради помощи раненым нельзя убивать здоровых.

Она услышала эту фразу, но дала себе в ней отчет только тогда, когда двуколки во всю прыть неслись по каменистому ущелью, а казаки и драгуны, пригнувшись, настегивали своих копей.

Поворот! Японцы остались за поворотом. Мало-помалу утишили бег кони, люди распрямлялись.

Петров думал было остановиться, но подъесаул приказал ехать дальше.

— Что вы вздумали?! — крикнул он. — Они могут подойти по горам!

Остановились в двух верстах от ущелья. Узкая речка текла по равнине вровень с берегами. Казаки и драгуны разлеглись на выгоревшей траве.

Подъесаул показал Нине на рукав своей рубахи.

— Прострелили! Офицеров они бьют в первую очередь… Левашов-то убит, — сказал он про штаб-ротмистра.

Нина полулежала на земле. Было у нее странное состояние. Какое-то отрешенное, непонятное. До сих пор она чувствовала свою жизнь как нечто незыблемое, несомненное, как нечто очень важное. И вдруг сейчас поняла, что жизнь ее ничто. Хлопок выстрела… Ничто, совершенное ничто!

Ее наполнило опустошающее сиротливое чувство. Она уже не казалась себе связанной с жизнью теснейшими узами. Ей уже не казалось, как раньше, что жизнь в чем-то надеется на нее. Нет, она была совершенно одинока, жизни не было никакого дела до нее. Даже наоборот, жизнь была бы довольна Нининой смертью. «И равнодушная природа», — сказал поэт. Нет, не равнодушная, — враждебная! Хотелось плакать от обиды, от тяжелого разочарования.

— Вот вам наглядный урок разведки, — говорил между тем подъесаул. — Я не первый раз в разведке. Куда проникла сегодня наша конная разведка, что она узнала, о чем я доложу начальнику? Встретил в горах пехоту, был обстрелян, а много этой пехоты, мало, чьи части — мне неизвестно.

Нина вспомнила слова Алешеньки Львовича о превосходстве нашей конницы. «Мы об японцах будем знать все!» Впрочем, это писал какой-то доброжелательный к нам француз.

— Что же делать? — спросила она.

— Я сторонник пешей разведки. В горах целесообразнее всего — пешая. Ведь мы не можем атаковать на конях эти каменные стены.

Нина подумала, что Логунов, конечно, в пешей разведке. И когда она вспомнила о Логунове, который в разведке и с которым неизвестно что, чувство сиротливости и разочарования усилилось. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Ни черта я не понимаю в этих разведках, — проговорил доктор. — И слава богу.

Раненых решили отправить в Ташичао, а самим двинуться в Мадзяпу по левой дороге.

Несмотря на вечер, было жарко. Нина сняла косынку, расстегнула воротничок платья. Косые лучи солнца обагряли скалы. Тонкие вечерние облака сгрудились на западе… Мирные люди думают об ужине, об отдыхе, о книге, которую возьмут в руки… А здесь скрипят повозки, усталые лошади едва переставляют ноги.

Шестая глава

1