Главная причина судебного преследования генерала Тришатного, как видно из обнаруженного архивного дела, заключается в том, что в подведомственной ему, как инспектору резервной пехоты, резервной дивизии были вскрыты злоупотребления со стороны начальника ее генерал-лейтенанта Добрышина и подчиненных ему командиров бригад, приведшие к высокой смертности нижних чинов. Тришатного обвинили и судили «за непринятие строгих мер к прекращению замеченных им в той же дивизии важных беспорядков и беспечности со стороны ближайших начальников в сбережении здоровья нижних чинов, допущения таких же беспорядков по другим частям управления дивизии, неосновательное донесение по предмету, инспекторского смотра в 1846-м г. и за ложное донесение Военному министру о последствиях порученного ему по Высочайшему повелению исследования»...
Дело приняло широкий оборот, получило огласку и было воспринято общественностью как проявление коррупции в армии, из-за чего гибнут в мирное время солдаты. Отголоском этих событий и вызванного им общественного резонанса являются воспоминания российского деятеля и историка барона (впоследствии графа) М.А. Корфа, отрывок из записок которого приведем:
«Весною 1847 г. общее внимание петербургской публики занято было историею генерал-лейтенанта Тришатного, командира отдельного корпуса внутренней стражи и Александровского кавалера. По донесениям генерал-губернатора князя Воронцова, которые подтвердились исследованием на месте посланного отсюда генерал-адъютанта князя Суворова, Тришатный, вместе с подчиненным его окружным генералом Добрышиным, обвинялся в допущении разных непростительных беспорядков и, вместе, в действиях, дававших повод подозревать их в лихоимстве. Вследствие сего оба по высочайшей воле были удалены от должностей, с преданием военному суду, с содержанием в продолжение дела в крепости и с секвестрованием их имущества. Все это соответствовало порядку, законами предписанному, и Тришатный, как человек грубый, дерзкий и со своими подчиненными жестокий до свирепости, не возбуждал к себе лично никакого особенного сострадания; но в городе распространилось большое неудовольствие на суровость тех форм, с которыми для обнаружения не сокрыто ли Тришатным чего-нибудь, могущего служить к обеспечению казенного на нем взыскания, произведен был обыск в его квартире и даже над его женою и дочерьми. Многие порицали также, что военному суду, названному генеральным и составленному из всех наличных в Петербурге полных генералов под председательством председателя генерал-аудиториата князя Шаховского, велено было собираться в Георгиевский зал Зимнего дворца, т.е. с одной стороны, у подножия трона, от которого, говорили, надлежало бы исходить одним милостям, с другой – в той самой зале, которая служит главным театром празднеств при брачных церемониях в царском доме.