На «стрелке»

– Мы завтра въ Павловскъ, на прошлогоднюю дачу, – продолжала мамаша. – Въ воскресенье у насъ въ первый разъ обдаютъ. Прідете, не правда ли?

– Непремнно прізжайте, m-r Повацкій! – крикнула изъ-за ея крутого плеча дочка.

– Merci, буду очень радъ воспользоваться, – отвтилъ молодой человкъ.

Съ боковой аллеи два господина, въ свтлыхъ пиджакахъ, кивали Повацкому, махали тросточками и показывали отличные зубы.

– Сойди на середин, тамъ масса знакомыхъ, – кричали они сверху.

Никъ-Нику надоло раскланиваться и переговариваться изъ коляски; онъ ловко выпрыгнулъ изъ нея, и вышелъ на песчаную площадку.

Тамъ его сейчасъ обступили, поднялась непрерывная трескотня русско-французскаго разговора, прерываемаго взрывами смха и насильственно выкрикиваемыми остротами. Даже какой-то старичекъ, съ зачесанными за уши сдыми косичками, подошелъ, пожалъ Повацкому руку и произнесъ, обводя взоромъ лахтинскій горизонтъ:

– Гд вы найдете такую природу!

При этомъ углы рта его такъ неестественно раздвинулись, что больше онъ уже ничего не могъ сказать.

Дв дамы, въ туалетахъ величайшаго шика, въ шляпахъ, на которыхъ каждый цвтокъ представлялъ въ своемъ род созданіе искусства, медленно приблизились къ кружку. Одна изъ нихъ, поровнявшись съ Повацкимъ, тихонько дернула его за рукавъ.

– Подите сюда, мн надо два слова вамъ сказать, – молвила она вполголоса по-французски.

Повацкій дотронулся до шляпы и отошелъ въ сторону.

– Слушайте, Никъ-Никъ, это не хорошо, то что вы длаете, – продолжала француженка. – Вы совсмъ забываете меня. Вспомните, сколько времени вы не зазжали?

Молодой человкъ поторопился извиниться.

– Все это отговорки. Мн безъ васъ скучно, я готова глупостей надлать. Мн сейчасъ показали эту вашу маленькую Шушу, ничтожество! здитъ въ извощичьей коляск, и туалетъ швеи. Если вы ко мн не покажетесь, я ей скандаль сдлаю… Вы меня еще не знаете, Никъ-Никъ! Потому что я обожаю васъ!

И не совсмъ логическій смыслъ этихъ словъ былъ поясненъ взглядомъ, отъ котораго немножко дрогнули нервы молодого человка.

– Не врьте этому вздору, Шуша ровно ничего для меня не представляетъ, – отвтилъ онъ.

– Я вамъ вотъ что скажу, Никъ-Никъ. «Мой» перезжаетъ въ Петергофъ, въ воскресенье онъ не будетъ въ город. У меня цлый день свободный. Вы проведете его со мной. Мы будемъ обдать у Фелисьена, потомъ подемъ на «стрлку» – не бойтесь, я не сяду въ одну коляску съ вами – потомъ вы будете пить крюшонъ у меня – мой крюшонъ, какъ я его длаю, вы знаете… съ одной каплей мараскину и двумя каплями «финъ». Слышите? ршено?

– Да, да, отлично. Въ воскресенье «онъ» будетъ въ Петергоф, у него гости обдаютъ.

– Нет, откуда вы знаете?

– Мн кажется, меня какъ будто приглашали… Знаете, что я вамъ скажу, мой дружокъ: никогда не пугайте меня скандаломъ, это дурно дйствуетъ мн на пищевареніе. Этотъ дуракъ, который показалъ вамъ Шушу, вроятно не зналъ, что я тоже могъ бы показать васъ кое-кому…

– Вотъ, вы уже разозлились. Полно, я не хочу ссориться. Въ воскресенье вы со мной, не правда ли?

– Ну, такъ-то лучше. Хорошо.

– Непремнно?

– Непремнно.

Повацкій отошелъ, и продолжая поминутно раскланиваться, пробрался на боковую аллею. Онъ издали увидлъ тамъ даму въ серомъ англійскомъ костюм, въ которой призналъ баронессу Кильвассеръ. Какъ онъ и предвидлъ раньше, она шла съ глуховатою тетушкой, жившею у нея въ дом съ тхъ поръ, какъ баронесса разошлась съ мужемъ.

Повацкій еще издали отдалъ почтительнйшій поклонъ.

– Какъ мы давно не видлись! Вы все втренничаете, m-r Никъ-Никъ? – встртила его баронесса.

– Только въ ма мсяц. Въ цломъ году одинъ мсяцъ – вдь это не много? – улыбнулся молодой человкъ.

– Въ такомъ случа вы дурно выбрали свой мсяцъ: намъ не удастся втренничать вмст. На дняхъ я узжаю заграницу.

– Вы приводите меня въ отчаяніе. Но не шутя, вы скоро узжаете? когда?

– Въ воскресенье, съ вечернимъ поздомъ. Прізжайте меня проводить.

– До какого пункта?

Баронесса засмялась.

– До моего купэ, – отвтила она.

– Слушаю-съ. Но это очень дурно, что вы такъ скоро узжаете: я остаюсь здсь до іюля.

– Въ іюл я буду въ Остенде.

– А я въ Aix-les-Bains.

– Изъ Aix-les-Bains есть желзная дорога въ Остенде.

– Наврное.

Баронесса и Повацкій посмотрли другъ другу прямо въ глаза.

– Я была бы очень рада встртить васъ заграницей, – сказала она.

– Въ такомъ случа я ду въ Остенде. Мн кажется, что купальный костюмъ долженъ чертовски идти къ вамъ.

– Я думаю, что вы не ошибаетесь.

И они оба снова разсмялись и разошлись.

Повацкій направился дальше по береговой алле, къ тому мсту, гд стоятъ пустые экипажи. Уже темнло, и ему надоло вглядываться въ двойную вереницу колясокъ и шарабановъ, тянувшуюся подл него. Онъ разсянно отвчалъ на привтствія, часто даже не зная, кто ему кланяется или окликаетъ его.

«Кажется, я получилъ нсколько приглашеній на воскресенье, – припоминалъ онъ. – Въ Петергофъ, это разъ. Въ Павловскъ, два. Къ Паш на Каменный, три. Къ Фелисьену, четыре. Баронесса звала въ вокзалъ, проводить ее – пять. Само собой, что я не могу быть въ пяти мстахъ и на четырехъ обдахъ одновременно».

Онъ пошелъ скоре, помахивая тросточкой.