Вот сейчас Майк введет мне укол, и я снова смогу погрузиться на глубину. Это происходит всегда в один и тот же час, и к этому времени меня начинает тянуть к поверхности невидимым течением. Я не хочу этого и боюсь. Там мне тоже больно. Поэтому жду. Жду с нетерпением. Вот и очередная игла. Странно, как я раньше страшилась их. Теперь они стали моим спасением. Необходимостью, как воздух. Без них я не могу существовать.
Но что-то не так.
Я обеспокоенно смотрю сверху на шприц. Он наполнен только наполовину. В черепе сигналом тревоги звенят колокольчики. Этого не хватит, чтобы побороть течение. Я это знаю, потому что за последние две недели научилась разбираться лучше их всех. Выучила нужную дозу — билет в мое сумеречное существование — до последнего миллилитра. Если я не смогу погрузиться на дно, я снова почувствую боль. А это и есть настоящий кошмар.
— Еще… — шепчу я. — Майк, еще…
— Нельзя, Алекс, — он откладывает шприц и прижимается губами к моему пылающему лбу.
— Пожалуйста, — я вцепляюсь в него.
Хрип огнем раздирает горло, любое движение отзывается невыносимым страданием, словно металлические шипы вонзаются в меня изнутри. Если лекарства не хватает, я снова возвращаюсь в оболочку. И тогда начинается ад.
В его глазах отражается мука.
— Прости, — произносит он, прижимая меня к себе. — Но тебе пора возвращаться.
Меня молнией пронзает ужас.
— Я не хочу…
— Я знаю. Но так больше нельзя. Пора.
Он укладывает меня назад на подушки. Лекарство уже бежит по тонким венам, но, увы, каждой клеточкой я отчаянно осознаю, что его слишком мало.
Майк смотрит на меня, его прекрасное лицо искажено страданием. Я не злюсь на него. Для него это тоже пытка. Он знает, что скоро произойдет.
Медленно-медленно, секунда за секундой, но меня все-таки несет вверх. Прямо в центр белого пятна.
И тогда кокон начинает трескаться.
— Лечение займет время. — Щелкнул металлический замок чемоданчика.
— Сколько?
— Тяжело сказать. До полного выздоровления могут пройти недели или даже месяцы. — Пауза, сопровождаемая долгим вздохом. — Бывает, что от болезни так полностью и не удается избавиться.
— Неужели вы ничего не можете сделать? Должно быть хоть что-то… У меня есть деньги, связи — я достану все, что вам нужно, доктор. Только скажите.
Смущенное покашливание.
— Увы, даже у нас нет еще таких препаратов, способных одним махом исцелить душевное состояние. К сожалению, депрессия — заболевание, у которого ряд факторов, включая психологические, и заниматься придется всеми.
Доктор вздохнул и сочувственно сжал Майку плечо.
— Я понимаю.
Взгляды обоих обратились в мою сторону.
Я возлежала на высоких подушках и смотрела в окно. Точнее, в квадрат чего-то туманного, серого, зыбкого. За ним — голые черные скелеты. Молча тянут ко мне тонкие костлявые руки, словно смерть. В последнее время она виделась мне повсюду. Шептала на ухо, обещала покой. Ее тихий, ласковый зов был так чарующе соблазнителен, что сопротивляться ему было почти невозможно. Вот только я не могла пошевелить и пальцем, чтобы подняться к ней.
— Ее состояние может меняться. От депрессивного ступора до крайнего возбуждения — расстройство проявляется по-разному. Вам придется следить за ней. Часто пациент не в состоянии сам объективно передать информацию о проявлении своей болезни. Обычно мы подключаем близких, — снова смущенное покашливание.
— Я буду, доктор. Клянусь.
Они говорили, даже не понижая голос. Будто меня не было в комнате. Но, впрочем, они правы: меня и вправду здесь не было. В каком-то смысле. Звуки облетали меня, не цепляясь в моей голове, не неся с собой никакого значения. Я никак их не воспринимала.
— Боюсь, ми… кхм, Майк, для вас это будет нелегкое бремя. Болезнь очень непростая, и иногда те, кто рядом, страдают не меньше пациента.
— Я все понимаю, доктор. Вы не должны мне этого говорить. — Майк смотрел на меня, в его покрытых дымкой глазах светилось тоскливое отчаяние. — Я все сделаю. Ведь, кроме нее, у меня никого нет.
Доктор поднял на него полное удивления, круглое лицо и хотел что-то сказать, но передумал и выровнял перед собой свой солидный кожаный кейс.
— О любых странных изменениях докладывайте мне в любое время суток. У вас есть мой телефон. Прежде чем я уйду, я должен вас предупредить, — доктор несколько хмуро вгляделся в профиль Майка. — У этой болезни есть одна особенность, о которой вам стоит знать.
Оторвавшись от разглядывания моего отрешенного, бледного лица, Майк повернул к нему белокурую голову.
— На каком-то этапе вам покажется, что ей стало лучше и самое страшное уже позади. Но именно тогда вам и нужно быть больше всего внимательным. И следить за ней пуще прежнего.
Его собеседник непонимающе нахмурился.
— Видите ли, обычно у страдающих такой степенью этого расстройства часто возникают нехорошие… весьма опасные мысли. Но как правило, они находятся в таком вялом и заторможенном состоянии, что не в состоянии воплотить их в жизнь.
На бесстрастном лице Майка отразился ужас, и доктор тяжело вздохнул и подправил очки.