На суровом склоне

Никогда еще он так не рвался на волю, никогда еще не испытывал такой потребности снова сжать в руках оружие.

Однажды утром его вызвали в канцелярию тюрьмы. Чиновник объявил Костюшко, что ему разрешено свидание с адвокатом, приехавшим по вопросу о пересмотре его дела.

Костюшко окинул испытующим взглядом человека, в свободной позе сидящего у стола. Человек был немолод, золотое пенсне, холеная борода, безукоризненная белизна манишки и манжет, темный, солидного покроя костюм делали его похожим на обычного преуспевающего адвоката. И вместе с тем было что-то в лице незнакомца, привлекшее острый взгляд Антона Антоновича: при всей свободе движений и спокойствии какая-то тень напряжения скользила по нему, словно пришелец сдерживал волнение или выжидал чего-то.

После того как адвокат представился, назвав незнакомую Костюшко фамилию — Поливанов, и они обменялись рукопожатиями, наступила неловкая пауза. Поливанов выжидающе смотрел на чиновника, копавшегося в бумагах на столе. Взгляд адвоката стал жестким, он грубо произнес:

— Ну!

Чиновник изумленно поднял голову.

— Я не могу вести переговоры с подзащитным в присутствии посторонних лиц. Если мне не будет дана возможность свидания с господином Костюшко без свидетелей, я уеду и доложу его превосходительству о том, что мне чинятся помехи.

Чиновник ответил, что не имеет таких указаний.

Адвокат, поднявшись, поклонился:

— Тогда я вынужден ретироваться.

Костюшко не спал всю ночь. То думалось — неспроста это посещение, эта настойчивость адвоката, то грызло сомнение, удастся ли свидание.

Оно состоялось через два дня. Поливанов добился своего: они были одни.

Адвокат разложил на столе бумаги: копию приговора, прошение о пересмотре дела, и сказал:

— Товарищ Костюшко! Иркутский комитет принял решение организовать ваш побег. Времени у нас мало. Вот наш план действий. Инструменты для перепиливания решеток передадут с воли вместе с продуктами. Среди тюремщиков есть свой человек. Побег должен совершиться в ночь его дежурства. За стеной тюрьмы будет ждать извозчик — один из иркутских товарищей. Он доставит вас на конспиративную квартиру.

Поливанов сделал паузу, заглянул в глаза Костюшко:

— Вы получите паспорт на имя техника Григоровича. Антон Костюшко исчезнет. Словом, вы можете начать новую жизнь. И если вас к этому потянет — даже без особых забот, со своей женой, сыном…

Он проговорил это с чуть заметной иронией, видимо привычной для него, но обидевшей Антона.

Ему захотелось ответить резкостью, но Поливанов дружески протянул ему обе руки:

— До свидания среди друзей!..

И Костюшко так захватило сложное чувство надежды, радости, нетерпения, что в нем потонуло минутное раздражение против этого человека.

Августовским вечером Антон Антонович пришел к Тане в одиночку, куда ее поместили после родов. На решетке окна сушились пеленки. В узкой камере стояли корыто, ведро и другие вещи, купленные в складчину Таниными товарками.

Таня сидела с ребенком на руках, укачивала его.

Поглядев на Антона, она положила мальчика на подушку и спросила одними губами?

— Уже?

— Да, Таня.

— Когда?

— Завтра ночью.

Она невольно посмотрела на окно. За ним стоял мрак, крупные капли дождя стучали по стеклам.

— Двинусь в Читу, это сейчас цитадель революции на востоке России. Меня будут искать, конечно, по пути на запад, а я уйду на восток.

— Ты уверен, что будет успех, что побег удастся?

— Да. Пилку мне передали в пачке с макаронами. Решетку кончу пилить вечером, когда стражи, по обыкновению, клюют носом. Притом будет дежурить Мурда, он почти не смотрит в глазок. Таня, голубушка! Я не хотел тебе говорить точно — когда… Чтобы ты не беспокоилась. Ведь не будешь спать. А потом увидел, что не смогу уйти, не простившись.

Таня перебила его:

— Когда это должно случиться?

— Я же тебе сказал: завтра ночью.

— Нет, не то, в котором часу?

— Надо между двумя и четырьмя, перед сменой внутренних караулов.

— Если не будут стрелять, значит, ты на свободе, Антон! Подумай — на свободе!

— Танюша! Запомни, что я буду жить под фамилией Григоровича. Григорович Иосиф, техник, ты запомнишь? Я дам тебе знать о себе через Поливанова. Танюша, прошу тебя: будь мужественна, как всегда. Береги себя…

— Не будем долго прощаться, Антон. «Волчок» все время крутится. Поцелуй меня, как обычно. И все.

Антон выбежал в коридор, задыхаясь от волнения.

…Ночью 30 августа 1905 года гроза разразилась над Иркутском. Ливень обрушился на город потоками воды, сверкавшей при свете молний. Постовые попрятались в свои будки. Часовой на вышке ничего не видел за сплошной завесой дождя.

Антон Антонович развел перепиленные прутья решетки и выпрыгнул во двор.

Это был тот самый тюремный двор, по которому он каждый день совершал свою обычную арестантскую пятнадцатиминутную прогулку. Четырехугольный двор, ограниченный высоким забором из поставленных кверху остриями бревен-палей, с четырьмя вышками по углам.