На суше и на море - 1960

Нансену было ясно, что в эти минуты за него голосуют не только депутаты Моссовета, но и все стопятидесятимиллионное население страны, о которой спустя два года он писал в одной французской газете:

«Русский народ имеет большую будущность. В жизни Европы ему предстоит выполнить великую задачу… Россия в не слишком отдаленном будущем принесет Европе не только материальное спасение, но и духовное обновление».

— Я не знаю, окажусь ли достойным этого почетного звания, — продолжал Нансен, стоя на трибуне, — но постараюсь, хотя бы в малой степени, оправдать его… Триста лет тому назад мой предок, северный мореплаватель Ганс Нансен из Фленсборна, побывал на Печоре, ездил по городам России и по поручению русского царя исследовал побережье Белого моря. Мне ли, его потомку, отказываться от помощи трудовому народу страны, у которой такое великое будущее?

Такими словами закончил Нансен свое короткое выступление и медленно обвел взглядом переполненный и притихший зал. Из-под нависших седых бровей глаза его смотрели строго и вместе с тем мягко и смущенно…

Словно устав от переживаний, он тяжело опустился в кресло, склонил голову и принялся что-то рисовать на листе бумаги. Так он делал всегда в момент особого волнения.

Позже, уже в Закавказье, близко наблюдая Нансена, я не раз видел, как он густо краснел и отворачивался, если начинали говорить, что он великий человек…

Когда мы ехали по железной дороге из Батума в Тифлис, Нансен то и дело подходил к окну и подолгу смотрел на проносившиеся мимо пейзажи Рионской долины. При этом у него на лице появлялось выражение досады и недоумения.

— Неужели у здешних крестьян слишком много свободной земли? — спросил он у меня.

— Наоборот, — ответил я, — здесь не хватает земли, годной для обработки.

— Тогда не понимаю, как же можно мириться с тем, что такие огромные пространства находятся под этим дурацким папоротником! Ведь здесь можно возделывать ценнейшие культуры!

Пришлось объяснить, что все это живая и яркая иллюстрация последствий колониальной политики царского самодержавия. Советская власть уже принимает меры к тому, чтобы при помощи ирригации сделать эти площади пригодными для сельского хозяйства.

— Ведь это знаменитая Колхида, — сказал я, — и большевики снова открывают страну «золотого руна»…

…В Тифлисе членов комиссии пригласили посетить строительство ЗАГЭС — Земо-Авчальской гидроэлектростанции на Куре, первенца электрификации в Грузии. Инженеры провели их по всей трассе канала, ознакомили с общей схемой сооружения.

Работы велись среди массы вышек, подъездных путей, штабелей и куч строительного материала. Здесь же крутилась и рычала почерневшая от злости мутная Кура, уже зажатая в бетонные тиски.

Слышались тревожные сигналы колокола, рабочие разбегались в разные стороны, и воздух потрясал могучий взрыв, отдававшийся тысячами эх. Рвали каменный берег, чтобы расчистить место для генераторной станции. Куски голубого базальта с визгом взлетали к небу и грузно падали в желтую стремнину реки, высоко поднимая водяные столбы.

Члены комиссии так увлеклись этим зрелищем, что не заметили исчезновения Нансена.

Оглядевшись по сторонам, я увидел вдали его высокую фигуру. Он широко шагал среди глыб кутаисского гранита, привезенного для облицовки плотины.

Услышав крики зовущих его людей, Нансен на секунду задержался, но потом, показав рукой на храм «Мцыри», венчающий гору, снова зашагал дальше.

Я поспешил вслед за ним.

Извилистая тропинка довела нас до середины горы. ЗАГЭС уже казалась кучкой карточных домиков, когда шестидесятичетырехлетний Нансен, неутомимый и стройный как юноша, остановился около озера, похожего на голубое блюдечко. Ему нужно было щелкнуть кодаком.

У монастыря нас встретил пожилой монах.

Мы очутились под мрачными сводами храма, построенного более тысячи лет назад из огромных обтесанных камней, как будто не подверженных разрушению. Купол, лишенный верхнего света, казался бездонным. Пропадая во мраке, к нему устремлялись стены, расписанные узорами старинных фресок и покрытые налетом плесени.

Посреди храма неуклюжей громадой возвышался жертвенник солнцепоклонников, построенный задолго до того, как здесь появился христианский дом молитвы.

Выйдя из храма, мы уселись на ступеньках. Огромный пес, способный разорвать матерого волка, как старый друг, подошел к Нансену и положил ему на колени свою тяжелую голову.

Монах широко раскрыл глаза.

— Ва! — вырвалось у него, — Мой Лами еще ни к одному незнакомцу не подходил с таким доверием! Клянусь солнцем, у этого человека большая и светлая душа! Собаки это чувствуют лучше, чем люди!

Я в нескольких словах объяснил ему, кто такой «этот человек» и зачем он приехал на Кавказ.

— Да, да, — растроганно бормотал монах, — Мало на свете таких хороших людей! Дай бог ему благополучно завершить свое благое дело! Наша страна так нуждается в воде!..

Мы выпили по стакану холодного светлого вина из глиняного кувшина, зарытого в землю.