На суше и на море - 1961

Флетчер сказал:

— Инспектор должен прибыть через несколько дней.

— Ну?

— Мне подумалось, что вы могли добросовестно ошибиться. По крайней мере я вижу такую возможность.

— Спасибо, — сказал Кристел, — хотя и не за что.

— Я не хочу мучить вас за то, что могло быть добросовестной ошибкой.

— Еще раз спасибо, но чего вы хотите?

— Если вы поддержите меня и признаете декабрахов разумной формой жизни, то я не выскажу обвинений против вас.

Кристел поднял брови.

— Великодушно. А я, вероятно, должен оставить свои обвинения при себе?

— Если деки разумны, у вас не может быть никаких обвинений.

Кристел хитро взглянул на Флетчера.

— Вы как будто не очень довольны? Декабрях не хочет разговаривать, да? — он засмеялся своей шутке.

Флетчер сдержал досаду.

— Мы работаем с ним.

— Но вы начинаете подозревать, что он не так разумен, как вы думали.

Флетчер повернулся к двери.

— Этот знает уже около 14 сигналов. Но он их выучивает по два — по три в день.

— Эй! — вскрикнул Кристел. — Погодите минутку!

Флетчер остановился на пороге.

— Что такое?

— Я вам не верю.

— Это ваше право.

— Покажите мне, как этот декабрах подает сигналы.

Флетчер покачал головой.

— Вам лучше держаться в стороне.

Кристел вспыхнул.

— Ну не глупо ли это?

— Надеюсь, что нет. — Он оглядел каюту. — Нужно вам что-нибудь?

— Нет. — Кристел повернул выключатель, и его книга снова засветилась на потолке.

Флетчер вышел; дверь за ним закрылась; засов задвинулся. Кристел быстро приподнялся, легко соскочил с койки, подошел к двери, прислушался.

Шаги Флетчера затихли. Кристел двумя прыжками вернулся к койке, сунул руку под подушку, достал оттуда отрезок электропровода, снятый с настольной лампы. Вместо электродов он приспособил два карандаша, прорезав дерево до самого графита и обвив графит проводом. Вместо сопротивления в цепи он включил лампочку. Потом он подошел к окну. Ему была видна палуба до восточного края плота, а в другом направлении — до бункеров позади цеха переработки. Она была пуста. Единственным движением был белый дымок, вьющийся из вытяжки, да розовые и красные облака, мчащиеся в небе.

Кристел принялся за работу. Он включил провод в розетку на столе, поднес оба карандаша к окну, получил электрическую дугу, стал прожигать канавку, которая обходила уже почти половину окна — это был единственный способ справиться с закаленным кремниево-бериллиевым стеклом.

Это была медленная, кропотливая работа. Дуга была слабая и хрупкая; от едких паров у Кристела першило в горле. Он упорствовал, мигая слезящимися глазами, отворачиваясь то в ту, то в другую сторону, и убрал свое оборудование только в 5.30. за полчаса до ужина. Он не осмеливался работать после сумерек, боясь, что мигающий свет вызовет подозрения.

Дни шли. Каждое утро Гейдион и Атрей окрашивали тусклое небо в алый и бледно-зеленый цвет; каждый вечер они тонули в печальной темной заре за западным краем океана.

Аварийную антенну протянули от крыши лаборатории к шесту над жилой частью. Однажды после полудня Меннерс просигналил короткими торжествующими гудками общую тревогу в знак того, что LG-19 известил о своем скором прибытии на Сабрию, как ему и полагалось, через каждые полгода. Завтра вечером легкие ракеты спустятся по орбите, неся инспектора, запасы и новую команду для обоих плотов— Био-Минералов и Морской Рекуперации.

В столовой были откупорены бутылки; царили громкие разговоры, смелые планы, смех.

Точно по расписанию ляйтеры — целых четыре — вынырнули из туч. Два из них сели у Био-Минералов, два — у плота Морской Рекуперации.

На шлюпках были вынесены кабеля и ляйтеры пришвартовали к борту.

Первым поднялся на палубу инспектор Бевингтон, небольшой, проворный человечек, в безукоризненном темно-синем с белым мундире. Он представлял правительство; разъяснял множество его правил, законов и постановлений; он был уполномочен судить за небольшие преступления, арестовывать преступников, расследовать нарушения галактических законов, проверять условия жизни и работы, принимать налоги, взносы и пошлины и вообще быть воплощением правительства во всех его аспектах и фазах.

Эта должность могла бы благоприятствовать взяткам и мелкому тиранству, если бы сами инспекторы не подвергались бдительному надзору.

Бевингтон считался самым добросовестным и наиболее лишенным юмора человеком в штате. Если его нельзя было особенно любить, то можно было, по крайней мере, уважать.

Флетчер встретил его у края плота. Бевингтон зорко взглянул на него, стараясь догадаться, чему Флетчер так ухмыляется. А Флетчер думал, что это был бы удобный момент для декабрахового монитора, чтобы высунуться из воды и ухватить Бевингтона за ногу. Но никаких помех не произошло; Бевингтон прыгнул на плот беспрепятственно.

Он пожал Флетчеру руку, окинул палубу взглядом.

— Где мистер Райт?

Флетчер был ошарашен:он уже привык к отсутствию Райта.

— А… он погиб.

Бевингтон был ошеломлен в свою очередь.

— Погиб?