На суше и на море. 1962. Выпуск 3

— О, Даббе нести один. Не тяжело. Тут Даббе сильный, очень сильный. — Он стучит пальцем себя по темени. — Голова крепкий, как у буйвол.

Андрэ скептически улыбается, но Даббе настаивает. Он вынимает из кармана сложенный платок и кладет его себе на голову.

— Свалишься в воду. Понесем-ка лучше вдвоем.

— Даббе несет. Один. Даббе сильный.

— Как ты его понесешь, когда одному человеку его даже с места не сдвинуть? — сомневается Андрэ.

Африканец улыбается.

— Белый человек — слабый голова, нехорошо. Черный человек — сильный голова, как буйвол, очень хорошо.

— Белый человек — слабый голова, говоришь? — смеется Андрэ.

Они кладут ношу краем на высокий пень. Даббе встает на колени и снизу упирается в дно сундука головой. Еще раз поправляет платок. Потом маленькие, цепкие руки схватывают сундук по бокам. Жилистое тело напружинивается, колени медленно выпрямляются. Вот он стоит уже совсем прямо. Слегка покачивается, но стоит. Потом осторожно делает первые шаги. Тяжелая ноша на его голове колышется, как большой цветок на тонком стебле. Но постепенно шаг становится шире и тверже. Наконец руки опускаются вниз, и сундук словно прилип к голове щупленького африканца.

Белый поражен. Он многое видел, но чтобы тщедушный негр мог нести такую тяжесть, этого он никак не ожидал. С чувством неподдельного восхищения идет он следом и спешит помочь Даббе опустить сундук на землю.

За последние два дня Андрэ и Даббе сблизились: оба почувствовали себя товарищами по несчастью.

Началось это со второго дня после катастрофы. Вода в реке снова спала, и после полудня они на самодельном, построенном с большим трудом плоту отправились вверх по реке к поваленному дереву. Лесом идти не рискнули, так как путь этот был слишком тяжел. Челн лежал на том же месте, под кроной дерева, на что указывала густая тень на дне реки.

Даббе нырнул, но тут же вынырнул обратно. И так несколько раз. С непривычки было страшно.

— Как там лодка, цела? — крикнул сверху Андрэ. Даббе кашлял и отплевывался. Андрэ ничего не мог понять.

— Ничего не видеть: много-много сучья. Снова нырять.

Он опять исчез под водой. Наконец ему удалось отвязать от лодки веревку. Даббе вынырнул и взобрался на ствол к Андрэ.

— Бррр! Много-много холод!

Андрэ крепко привязал один конец веревки к суку дерева, другой ее конец Даббе намотал себе на руку и снова нырнул.

Андрэ не хотел возвращаться в хижину, пока им не удастся вытащить хотя бы один сундук. Но когда совместными усилиями первый сундук был вытащен, Андрэ сказал тяжело дышавшему Даббе:

— Тут нет табака, он в одном из ящиков.

Африканец энергично закивал.

— Даббе все понимать, хорошо понимать.

— Вытащи еще один ящик, и поедем домой. — Голос Андрэ звучал почти умоляюще: было видно, что Даббе уже выдохся.

На этот раз африканец долго не появлялся из воды. Андрэ уже начал опасаться за него и несколько раз дернул веревку. Наконец Даббе вынырнул — лицо его налилось кровью. Отдуваясь, он энергично работал в воде ногами и тряс мокрой головой.

— Достал?.. — не утерпел Андрэ.

Даббе поднял голову из воды, лицо его радостно осклабилось.

— Ящик крепко… на веревка. — Дыхание его было прерывистым.

Белый что было сил потянул за веревку и вытащил серый водонепроницаемый ящик. Довольный, он улыбается. Даббе взбирается на ствол дерева.

— Даббе, дружище, здесь табак! — ликует Андрэ. Лицо Даббе расплывается в улыбке.

Они возвращаются.

Когда Андрэ дрожащими от нетерпения руками зажигает спичку, чтобы прикурить, зрачки Даббе расширяются от зависти. Андрэ закашливается.

— Кури, Даббе, — говорит он по-дружески, — у нас с тобой целая коробка.

Даббе не ослышался: Не «у меня», а «у нас с тобой», — сказал Андрэ.

— Спасибо, мсье Андрэ. Много-много спасибо. — И Андрэ кажется, что с этого момента глаза Даббе излучают какой-то особенный свет.

Позже, когда зашло солнце, они сидели у шипящей керосиновой горелки. И хотя к чаю у них были только твердые как камень галеты, сладковатый табачный дым наполнял их давно не испытанным блаженством.

Долго сидели они возле хижины и разговаривали. Даббе рассказывал о своей родине на западном побережье Африки. Рассказывал он несвязно, многие фразы обрывал на середине. Говоря об одном, он неожиданно перекидывался на другое, словно забывал, с чего начал.

Андрэ в этот вечер долго не мог заснуть и все думал, думал. Даббе что-то напевал себе под нос.

Белый ловил себя на том, что подолгу смотрел на маленького темнокожего человека. Что было бы с ним, Андрэ, если бы Даббе не нашел его тогда?..

Вокруг хижины на натянутых, как веревки, лианах висит белье. Сохнет оно медленно. И то, лишь когда солнечные лучи падают на него прямо: воздух слишком влажен.

Хижина обжита. У ее обитателей уже ни в чем нет нужды. Белый вновь спит на своей походной койке. Над входом в хижину колышется сеть от москитов.

Но ничто уже не радует Андрэ. Скорее, скорее отсюда. Целых четыре дня живут они в этой хижине, и француз боится, что опоздает на пароход. Да и климат здесь для него пагубен: приступы малярии повторяются каждый вечер. Но пока не поднята лодка, они пленники леса. А вдвоем ее не поднять — нужна помощь.