На суше и на море - 1963

— О, ничего особенного. — Она огляделась кругом и обратила наше внимание на крупное ярко-зеленое растение. — Вот смотрите, знаменитое растение пустынь — верблюжья колючка. У нее длиннейшие корни, поэтому даже в самое жаркое время, когда кругом все высыхает, она сохраняет зеленый цвет и сочную листву. Вырыть ее еще труднее, чем эфедру. А вот и последнее растение на сегодня.

Мы подошли к крупному шарообразному кусту. Толстый одревесневший стебель прочно сидел в земле.

— Это солянка калийная. Теперь ее называют солянка русская, — объясняла Елена Сергеевна, — к осени она еще сильнее разрастается, ветвится и, когда созревают семена, отрывается от корня, подхватывается ветром и катится по степи, как огромный шар, рассеивая семена.

— Это и есть перекати-поле? — спросил Женя, с интересом разглядывая солянку.

— Да. Здесь много таких форм. Многие солянки, гипсолюбки и другие растения тоже осенью путешествуют по степи в виде шаров.

Елена Сергеевна подошла к кусту, взяла его двумя пальцами у основания толстого стебля и легко вытащила из земли вместе с поразительно маленьким корешком. Эта солянка — однолетняя. У многолетних перекати-поле, имеющих мощную корневую систему, корни остаются в почве, а надземная часть их так же отламывается у основания стебля.

С каждым днем степь все более выгорала. Небо тоже будто выцвело. На горизонте дрожит марево. Часто видим миражи и уже не удивляемся им. Они похожи: будто впереди расстилается широкое плоское озеро, а по его берегам стоят большие деревья и отражаются в воде. Поджидали почвоведа. Кто мог предвидеть, что этот субъект нарушит наши милые привычки…

Новый почвовед

В Астрахань поехали Женька и я. Предстояло выполнить немало поручений, а кроме того, встретить и привезти почвоведа. Он, конечно, окажется бледным, тщедушным и будет потрясен нашим загаром, нашим бравым видом.

Еще до рассвета выехали мы на Аркашке из Нарын-Худука. Свежий предутренний ветерок трепал наши выцветшие волосы и отросшие бородки. Удобно усевшись в кузове, мы с удовольствием вспоминали прожитый здесь месяц. Впереди — Астрахань, Волга, новые впечатления.

Почвовед должен был поджидать нас у багажной кассы. Мы немного запаздывали. Ничего, пусть поволнуется.

Оставив машину на привокзальной площади, пошли к кассе. Увы, у кассы не было Тщедушного. И вообще никого не было, кроме одинокой яркой девичьей фигурки, которую мы, по законам мужской солидарности, право же, не заметили. Пришлось отойти и справиться о приходе поезда. Да, поезд пришел уже с полчаса назад. Тщедушный тоже, видно, решил заставить нас подождать. И тут внезапная, страшная догадка заставила нас быстро переглянуться.

— Как фамилия почвоведа? — зловеще спросил я.

— Левченко, — уныло ответил Женя. — Левченко. Это может быть и Тщедушный, и Тщедушная…

Снова двинулись к кассе. На этот раз пестрая фигурка сама обратилась к нам.

— Простите, вы не из Черноземельской экспедиции?

— Допустим.

— Вы не за мной приехали? Я почвовед, Левченко. Ольга Левченко, с третьего курса биолого-почвенного. — И она с надеждой переводила взгляд с Женьки на меня и обратно. Видно, заждалась. Мы же, растерявшись, молча разглядывали незнакомку.

— Я сейчас, подождите, пожалуйста, — заговорила она быстро, боясь, наверное, что мы удерем. — Я сейчас, только возьму вещи.

С этими словами птичка упорхнула, а мы остались в каменной неподвижности около ее большого чемодана.

— Почвовед превзошел самые смелые ожидания, — обрел наконец дар речи Евгений, — ты заметил каблучки?

— Нет, я заметил кудри, — отвернулся я, — но, в общем, это одно и то же.

— Чемодан, — умилялся Женька, — нет, Борис, ты представь его среди кизяка и грязных ведер.

— А мы попробуем… — начал я, но в этот момент появилась Ольга с какими-то свертками и коробками.

Удивил нас и Вася. Вместо того чтобы оценить весь комизм положения, он вдруг осклабился, подскочил, схватил вещи, забросил их наверх и широким жестом распахнул кабину, приглашая девушку сесть. Мы с Женькой особенно ловко перемахнули через борт кузова. Ну что ж, это женское право выбирать место, пока дело не дошло до работы.

Однако через некоторое время машина остановилась, две тонкие ручки уцепились за борт, и наш новый почвовед оказался в кузове.

— Отсюда лучше видно, — как бы оправдываясь, сказала она, — и воздух свежее.

Сначала ехали молча, глядя в степь, бегущую на восток. Ветер трепал пеструю юбку и легкую косынку Ольги.

Наконец Женя нарушил молчание:

— Трудновато вам будет в поле, все эти каблучки и разные штучки…

— Да? — она оглядела себя и еле справилась с налетевшим порывом ветра.

— Конечно, — Женя набирался задора, — там ведь не город — надо сапоги, брюки, все, что полагается.

Видя растерянность Ольги, мы еще больше прониклись чувством собственного превосходства. Даже какое-то злое вдохновение осенило нас.

— Вы не забыли взять с собой веревку из женских волос? — спросил я озабоченно.

— Из женских? Зачем?

— А как же, от тарантулов, они не идут только через женские волосы, а иначе закусают, — с этими словами я самодовольно откинулся на ящике.

— Правда? А мне ничего не сказали…