На суше и на море - 1963

— Их пища, — вспоминал он, — была очень странная. Они носили ее с собой в особых мешочках из шкуры какого-то зверя или пресмыкающегося, совершенно мне неизвестного, и состояла она из шариков, походивших на камешки в детской игре и как будто слепленных из глины. Сначала я думал, что эти люди едят глину, и старался обратить их внимание на опасность такого питания, говоря, что от этого могут возникнуть болезни. Но они не могли понять меня, говорили, что я ошибаюсь, что они питаются так всегда. И я тоже стал есть эти шарики: странный вкус, немного солоноватый, с привкусом аммиака. Они нашли способ добывать это из земли — очень питательное вещество, неплохое на вкус и сильно концентрированное — горсточки достаточно человеку на весь день.

— Но каково же их происхождение? — упорно спрашивал я. — Скажешь ты мне это когда-нибудь или нет?

— Вряд ли ты мне поверишь, — сказал он, потупив глаза. — Я сам едва мог поверить этому. Они жили глубоко, глубоко в недрах земли. Целая народность жила там, вполне приспособившись к своей обстановке. «Люди, которые стремятся ввысь!» — процитировал он. — Ради этого они жили — то была их религия, их идеал, их вера. Если они будут подниматься вверх и вверх, пробивая себе дорогу все выше и выше, они в конце концов достигнут поверхности земли, которая представлялась им небом.

— Мне потребовалось более трех недель, прежде чем я узнал о них хотя бы столько, сколько знаю сейчас, — пробормотал он, сильно тронутый. — И я не знал, смеяться мне или плакать. «Это мы на небе? — спрашивали они меня жалобно. — Разве это не небо?» Я оглядел пещеру глубокий мрак и страшная темь в дальних углах. Я подошел к отверстию и приподнял одеяло. Пустыня была погружена в ночной покой. Почти полная луна опять светила над миром, но этот свет они могли выдерживать.

— Глядите! — сказал я им, — если бы вы находились вон там на луне или даже на самой отдаленной и самой незначительной из этих сверкающих звезд, вы не могли бы быть ближе к небу, чем сейчас, находясь в этом месте. Если смотреть с любой звезды сюда, на эту точку, где мы теперь находимся, то эта точка будет казаться такой же блестящей и такой же далекой. И все эти звезды вращаются в безграничном пространстве… Правильно ли я пояснял им? — спросил он меня и затем продолжал: — Вначале для них было трудно понимать меня. Даже сейчас я не овладел в совершенстве их языком. А тогда еще меньше понимал их язык. И я только разжег их воображение. Они расспрашивали, добивались ясности и точности, бесконечное число раз задавали одни и те же вопросы, пристально глядя мне в глаза. Но наконец мои объяснения дошли до них. И тогда — ты только поглядел бы на них! — они припали лицом к земле — целовали землю, мои ноги, плакали, как дети. Потом они запели — это были странные, пронзительные звуки — торжествующая, победная песнь — мои барабанные перепонки непривычно страдали. Глаза и руки их были воздеты к звездам!

Безмолвно слушал я друга. После паузы он продолжал:

— И затем случилось нечто страшное. Не такое уж страшное, в сущности говоря, но мне оно показалось страшным, поскольку я не встречался еще у них с таким явлением. Женщина из их группы внезапно отошла в глубь пещеры, легла на одно из моих одеял и, не произнеся ни малейшего звука, родила ребенка.

Но их вождь — его звали Сасмур — очевидно, что-то слышал. Он, казалось, мгновенно забыл обо всем, что здесь говорилось о небе, и устремился в тот угол. Он громко кликнул молодых людей, и один из них, муж женщины, поспешно удалился. Остальные некоторое время перешептывались между собой, продолжая впиваться восторженными взглядами в ночной небесный свод и в далекие, тихо мерцающие звезды.

Майкл встал и принялся беспокойно шагать взад и вперед по комнате.

— Этот ребенок, — промолвил он после паузы, — усложнил дело. Он мог бы усложнить еще больше, но млекопитающие матери, к счастью, могут кормить своих детенышей в любом месте. Хотя, должен сказать, — продолжал он с коротким холодным смешком, особенно холодным, когда он был чем-нибудь глубоко тронут, — они ничего сложного в этом не видели, нет.

Для них это явилось своего рода торжеством — великим событием, предзнаменованием. Так они смотрели на это. Ты понимаешь? Указание на то, что им предназначено заселить «небо». Они ждали от меня, чтобы я хоть улыбкой выразил свое одобрение, и мне, конечно, было радостно это сознавать. Я полюбил этих людей, крепко их полюбил, — закончил он и тут же сел, устремив взгляд на мой низкий потолок.

Я понял, что он устал и что я должен оставить его в покое, дать ему возможность отдохнуть. Но я не мог ждать. Любопытство горело во мне как медленный огонь.

— А потом, — спросил я, весь в напряженном ожидании, — что было потом, Майкл?

— Потом, — ответил он со вздохом усталости, — мы стали жить вместе. Я понемногу изучал их язык, с каждым днем делая все новые успехи. Узнавал о них самих все больше и больше. Днем в пещере и в ночное время снаружи, в пустыне, мы сидели и разговаривали, строили планы, планы на будущее.