На суше и на море - 1965

Признательно кивнув, осторожно усаживался, словно боясь уронить столик, доставал сигарету, закуривал, длинно затягивался и, выпустив дым, серьезно замечал:

— А погодка-то устанавливается, сеньор инженер. Дожди идут реже.

— Да, дождей стало поменьше.

— Скоро и совсем перестанут.

— Пора, подходит сухой сезон.

— Хорошее время… — констатировал он и умолкал надолго.

Нередко мы сидели еще два или три часа, не обменявшись более ни словом. Сначала я относился к нему с долей настороженности. Подозрительная авария генератора и волокита наводили на мысль, что за мной, наверное, смотрят недобрые глаза. Ведь до сих пор страну снабжали нефтепродуктами американские компании, и уж, конечно, они не намеревались сдавать позиции без борьбы. Но вскоре я убедился в полной неосновательности своих подозрений. Он часто смотрел в пространство отрешенным, невидящим взглядом. И однажды задумался так глубоко, что окурок сигареты догорел до пальцев. Я услышал запах паленых ногтей.

— Эй, сеньор! Очнитесь! Сгорите…

Он вздрогнул, недоуменно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на окурок и не спеша положил в пепельницу.

— Спасибо. Бывает… — рассеянно поблагодарил он.

С ним хорошо и спокойно молчалось. Я, нужно признаться, тоже не из болтливых. За другими столиками трещали без умолку, выпаливая по сто слов в минуту и жестикулируя так, будто крыша горела над головой. У нас такого не водилось; мы спокойно сидели, прихлебывая кофе, молча курили, думая каждый свое. Иногда мне казалось, что в его глазах светится молчаливое одобрение: «Молчишь, и отлично, нечего болтать попусту».

Каждый вечер он появлялся в одном и том же превосходно сшитом черном костюме из дорогой материи. По местному этикету, невзирая на духоту, вечером полагалось надевать крахмальную сорочку и галстук, он его неукоснительно соблюдал. Воротничок и манжеты отливали мраморной белизной, но локти пиджака лоснились и туфли видали виды. Я пил не более трех чашечек на ночь, он же — особенно в первое время нашего знакомства — пил много и жадно курил сигарету за сигаретой. Но с течением времени я подметил постепенное снижение темпов. А однажды меня вывел из задумчивости тихий звон металла: сосед пересчитывал мелкие монеты. Заметив мой взгляд, смутился, заторопился и сунул руку в карман. Спешка подвела его — монеты забарабанили по полу. Услужливый официант кинулся подбирать.

— Прошу вас, сеньор!

Он пренебрежительно отмахнулся.

— Не надо! Оставьте себе. — Но мне почудилось в его глазах сожаление.

Следующий вечер выдался невыносимо душным, и я ушел с Авениды раньше времени, бежал в «Батаклан» под спасительную защиту кондиционера. Место напротив пустовало, и ко мне подсел толстяк Сантос — владелец небольшого магазина, сплетник и враль, каких мало. «Врет, как Сантос», — говорили в Розарио.

— Хочу предупредить вас, сеньор инженер… — начал он, пригнувшись, вполголоса и таинственно блестя большими выпуклыми глазами. — Вы еще молоды, а я много повидал. Такие вещи! О-о, клянусь мадонной, у вас волосы зашевелятся, если вам рассказать. Но это как-нибудь потом, после. А сейчас нельзя терять времени, надо успеть предупредить вас, пока нет Эспины… Ну этого метиса, что примазывается к вам. Его зовут Флориндо Эспина, он старатель, а проще сказать — бродяга и, наверное, бандит. Сомнительный тип, такой выжига! Вы только подумайте, сеньор инженер, продал алмаз, во-от такой алмаз!.. — Сантос сложил указательный и большой пальцы в кольцо.

— Разве бывают такие огромные алмазы? — перебил я.

— Ну, может, чуть поменьше. Кто спорит? Но все равно здоровенный алмаз, да еще голубой. Представляете? Отхватил кучу денег, а больного компаньона морил голодом. До смерти уморил! А туфли? Вы видели его туфли? Разве станет порядочный человек, имея деньги, носить этакую рвань? Нет, тысячу раз нет! Помяните мое слово, он не зря крутится вокруг вас, что-то замышляет. Можете не сомневаться! А хорошего от этих бродяг-старателей еще никто не видел. Это народец ого-го! Без ножа и к святому причастию не пойдет. Держитесь от него лучше подальше. И вообще?.. Ну скажите на милость, что общего у сеньора инженера с каким-то проходимцем-старателем, бродягой без роду и племени? Смешно и говорить, не так ли? Вы согласны?

— Нет! Простите, но я воспитан в других принципах. В моей стране профессия — вопрос второстепенный, важен человек сам по себе, а за сеньором Эспиной я ничего худого не замечал.

Сантос трагически развел руками и, воздев глаза к потолку, забормотал:

— Как знаете… Как знаете… Я предупредил! Моя совесть чиста. Клянусь честью, действовал из самых лучших побуждений! Смотрите сами… Да, а вы слышали, сеньор инженер?.. — без всякого перехода он принялся со смаком рассказывать свежую сплетню о видном чиновнике.

Так и подмывало послать его ко всем чертям, но приходилось терпеть: иностранцу не стоит заводить врагов. Сантос болтал без умолку, как заведенный, неся околесицу, но одна фраза очень заинтересовала меня.

— Вы, конечно, слышали про белых индейцев, сеньор инженер?

— Еще бы! Но это же миф.

Сантос захлебнулся от восторга и привскочил на месте.