На суше и на море - 1965

Прошло более часа, я начал понемногу успокаиваться и привыкать, когда во тьме вспыхнули две красные точки. Разгораясь, они вкрадчиво приближались. На этот раз мне уже не чудилось, я видел чьи-то глаза, скорее всего хищника. Он двигался совершенно бесшумно, с короткими остановками. До светящихся глаз оставалось шагов тридцать. Я решил подпустить метров на десять и стрелять наверняка: всадить пулю между пылающих глаз. Высота скалы не превышала четырех метров, и я не мог рисковать. Если это ягуар и его не уложить наповал, то он может вспрыгнуть сюда. Долю секунды я поколебался: «Не разбудить ли Флориндо?..» Но самолюбие не позволило. Дуло моей винтовки жило словно само по себе, неотрывно следуя за целью, казалось, без всякого участия с моей стороны. «Еще чуточку, и ударю», — решил я. В этот момент немного правее и подальше вспыхнула вторая пара огненных глаз, и тотчас еще четыре. Медлить не приходилось: атаковала целая стая.

— Флориндо! — отчаянно вскричал я, раз за разом нажимая спуск.

Под ливнем пуль огненные глаза забегали, заметались, но обойма кончилась. Я схватил вторую, лихорадочно торопясь перезарядить винтовку. Дорого было каждое мгновение. После трескотни выстрелов наступила тишина. Тишина, до отказа насыщенная угрозой, тишина, разбитая на скупые доли секунд — они решали все, — и вдруг ее разорвали странные лающие звуки. Они неслись откуда-то сзади. Я стремительно обернулся, вскидывая винтовку… Флориндо сидел на корточках и безудержно хохотал.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!.. О дева Мария! Это же пауки! — давясь смехом, кое-как выговорил он.

— Пауки!.. Какие пауки?.. — ошеломленно пробормотал я.

— Самые обыкновенные — птицееды. Большие такие пауки, с ладонь будут…

Утром было стыдно смотреть ему в глаза, но он и словом не обмолвился о ночном конфузе.

После полудня Флориндо начал присматриваться к правому берегу. Мы обогнули мысок, и он направил лодку в залив.

— Вот и приехали…

Мы разгрузили лодку и вытащили ее на сушу, потом снова сложили в нее часть припасов и тщательно замаскировали. Покончив с маскировкой, распределили груз. На мою долю пришлось килограммов тридцать, а ноша Флориндо тянула раза в полтора больше. Я запротестовал.

— Нет, Андриу, так правильно. Я сильнее и, кроме того, несу то, за что получу алмазы. А вам они не нужны… Стойте на месте! — он умело и тщательно уничтожил следы нашего пребывания здесь. — Теперь пошли!

— Разве тут бывают люди?

— Не встречал. Но кто знает? А без лодки и припасов возвращаться будет трудно. Пропустите меня вперед, Андриу…

Мы вступили в лес.

Высоко над нами ярко светило невидимое солнце, золотя листву, а сюда, вниз, лишь изредка пробирался тонкий лучик. В его отсветах огромные бабочки с радужными крыльями казались китайскими фонариками, горевшими в полумраке. Мы медленно пробирались через густую чащу, щедро перепутанную лианами. Без помощи мачете не пройти бы и десяти метров. Дорогу приходилось буквально прорубать, отвоевывая шаг за шагом. Тут росли гевеи и пальмы, попадались и ценные эбеновые деревья. Встречались бертолеции, гигантские азалии, цезальпинии и еще множество растений, о которых я не имел и понятия.

Первые километры через сельву дались мне убийственно тяжело. Я горячился и, без толку размахивая мачете, быстро выдыхался. Тогда Флориндо молча сменял меня. Он работал, как хорошо налаженная машина: удар мачете — шаг, удар — шаг… Постепенно и я приспособился: выработались навык и своеобразный автоматизм. Глаз без участия разума научился точно определять объект, место и силу удара. Удар — шаг, удар — шаг… Подчинившись этому монотонному ритму, я утерял представление о времени. Только увидев сквозь просвет в крыше листвы звезду, я понял, что настала ночь.

— Хватит на сегодня! — сказал Флориндо.

Теперь я ощутил усталость. Смертельную, свинцовую усталость, поглотившую все, кроме властного желания свалиться и лежать пластом. Темнота над нами сгустилась такая, что казалась осязаемой и плотной. У меня возникла шальная мысль, будто ее можно рассекать на куски, как лианы. Тьма стонала и ныла от жужжания бесчисленных ночных насекомых. Их слитное гудение прорывали вопли красных ревунов^[17]. Луч света от карманного фонаря в руке Флориндо очертил круг под сводом листвы.

— Заночуем здесь, — сказал он. — Место не хуже любого другого по соседству.

Я сбросил рюкзак и пластом рухнул на него.

— Э, нет! Так не годится.

— Опять проклятых четыре костра?.. — пробормотал я уже в полусне.

— Да, если хотите увидеть утро. Но костры потом. Сначала расчистим площадку. Вставайте, Андриу! Вы же мужчина.

Никогда в жизни не держал в руках инструмента тяжелее мачете в ту первую ночь в сельве.

Утром попытался встать и не смог: непереносимо болело и ныло все тело, меня согнуло в дугу.

— Это пройдет! Скоро пройдет. Крепкий кофе живо поставит вас на ноги. Сейчас сварю… — утешал Флориндо.

Через несколько минут, обжигаясь и морщась, я прихлебывал горячую черную жидкость. А спустя четверть часа мы продолжили путь. Первые десятки шагов казались подвигом. Потом стало полегче, а к середине дня я уже втянулся.