На суше и на море - 1966

— А мы схитрим: скажем, что до места не дошли. Переправлялись через реку на плоту… Они утонули, мы еле спаслись. Золото припрячем. Угомонятся — заберем. Такой фарт раз в жизни бывает…

Через несколько дней братья Леоновы вернулись в село одни, уверяя, что остальные участники похода погибли во время переправы через реку Шумак.

Степка

Степку разбудил истошный крик матери:

— Что ты наделал, Василь? На кого ты нас оставил? Как я буду теперь жить одна-одинешенька?

Из-за трубы русской печи показалась вихрастая голова мальчика. Мать сидела за столом, ломая руки, диким взглядом уставившись на мигающую керосиновую лампу, и во весь голос причитала. Сердце мальчишки сжалось от страха.

— Мам, чо ты? — спросил он, спрыгивая на пол. Она обвила руками его шею, крепко прижала к груди.

— Отца заарестовали, сынок! Увели кормильца нашего. Каково нам теперь без него?! Сиротинушка ты мой, бесталанный…

Степка задрожал, все тело сразу покрылось испариной.

— За чо его, мам?

— За золото… Будь оно трижды проклято!

Степка заплакал.

— Никогда, Степанушка, не прикасайся к золоту. На нем людская кровь!.. — стонала мать и гладила сына по вихрам. — Как жить будем? Как нам теперь смотреть людям в глаза?

С горя Степкина мать слегла, а Степану хоть не показывайся на улицу.

— Твой тятька вор и убийца! — дразнили его сверстники.

— Весь в отца, змееныш! — шипели соседи.

Недолго проболев, мать умерла. Степка остался круглым сиротой…

Решил Степка податься к деду Игнату, который жил далеко в горах в одиноком домике.

Ничего не сказал дед, слушая скупой рассказ внука о постигшем его горе. Только лихорадочно загорелся у старика единственный глаз, задергались на лице синие шрамы — страшные отметины, полученные в молодости в схватке с медведем, да сошлись на переносице лохматые брови. Толстые пальцы судорожно теребили курчавую бороду.

— Перестань!.. — вдруг сердито шикнул Игнат, заметив слезы на щеках внука. — Рядом тайга… Она мокрых не любит…

Стал Степка жить с дедом. Хотя перевалило старику за шестьдесят, но он остался бодрым и энергичным. Да и дел было много: летом они ловили и вялили рыбу; осенью собирали ягоды, сушили и солили грибы; зимой старик бил белку, ловил соболя, случалось, ходил на медведя. Приучал дед к охоте и Степку.

Прошло два года. Мальчик окреп, подрос, ему исполнилось шестнадцать лет. Все дальше и дальше уводили деда и внука звериные тропы.

Как-то, бродя по тайге, они случайно наткнулись на кособокую, прогнившую избушку, ушедшую до половины в землю. Кругом рос густой бурьян. Сверху к домику подхода не было — нависали отвесные скалы. Единственный путь к зимовью — по бурливой реке. С трудом охотники открыли скрипучую дверь. На них пахнуло сыростью и плесенью. Стол, железная печка, на нарах два почерневших лотка, несколько ржавых совков, лопата и кирка — вот все, что они здесь нашли. Заброшенное зимовье им понравилось. Они решили поселиться здесь.

Кончилась зима. Весенние звуки далеко разносились по тайге. Посвистывали рябчики, ворковали лесные голуби, переговаривались тетерева. На озерах, речных протоках гоготали гуси, крякали утки, без устали голосили чайки, неслись клики белоснежных лебедей, курлыканье журавлей.

Как-то Игнат и Степка спустились в глубокую долину. Старик шел по приметам, известным только ему. Неожиданно в кустах пронзительно и тревожно закричала кедровка. Дед остановился, прислушался.

— Беда, Степаха… — сказал он, шумно нюхая воздух широкими волосатыми ноздрями. — Тайга горит… Слышишь, как птахи кричат?

Степка, напрягая слух, старался разобраться в лесных шумах и голосах. Где-то в протоке прокурлыкали и смолкли журавли. Резко застрекотала сорока. Свистнул бурундук. Снова противно заверещала кедровка. Но ничего тревожного в этом привычном лесном гомоне Степка не расслышал.

Все ниже и ниже спускались охотники по берегу горной реки. Вдруг из чащи вынырнула лосиха с годовалым теленком и кинулась в воду. Гордо откинув назад красивые головки, перебрались через перекат и скрылись в скалах косули. Затем с визгом и хрюканьем бросилось в реку стадо диких свиней.

Деревья зашумели, закачались, как будто на них налетел сильный ветер: белки темной лавиной прыгали с ветки на ветку, с вершины на вершину, спеша уйти от приближающейся опасности.

Вскоре явственно запахло дымом, гарью. Лес загудел, затрещал. Клокочущее пламя скакало по деревьям, выбрасывая желтые языки. Зловещими столбами крутился синий дым.

С ужасом и болью смотрели охотники на страшную картину лесного пожара. В муках и судорогах гибли деревья, кустарники. Огонь выполз на опушку. Горело редколесье, одинокие лиственницы плакали смолистыми слезами. Увидев белку, метавшуюся в кольце пламени, дед сбросил винтовку, подсумки с патронами и, снимая на ходу ватник, побежал к зверьку. Жаром дохнуло в лицо деду. Дым, густой и едкий, слепил, выжимал слезы. Сердце стучало сильно, учащенно.