На суше и на море - 1969

Я летел на сессию Консультативного комитета ООН. Заодно решил побывать в американских центральных метеорологических учреждениях в Вашингтоне, в том числе и в Мировом метеорологическом центре.

Через своего американского коллегу Гордона Картрайта, зимовавшего в 1957 году на советской антарктической научной станции в Мирном, я связался с директором этого Центра доктором Томпсоном и получил согласие посетить Вашингтон в середине марта, перед сессией Консультативного комитета. Генеральный секретарь ВМО А. Девис поддержал меня в этом, и 14 марта 1966 года я вылетел в США. Полет в Вашингтон был спланирован так, что мне предстояла одна пересадка в Нью-Йорке с переездом из одного аэропорта в другой. На это отводилось вместе с таможенными формальностями около трех часов…

Сколь ни совершенно обслуживание пассажиров на международных авиатрассах, никто не может быть гарантирован от случайностей. Я убедился в этом очень скоро.

Уже стюардессы приступили к обычному ритуалу демонстрации внимательности и заботы об удобстве пассажиров, проверили, надежно ли пристегнуты ремни к креслам, и самолет начал разгон, как вдруг вместо того, чтобы оторваться от земли, наш самолет ДС-8 прекратил взлет и с выключенными двигателями покатился по взлетной полосе, едва сдерживаемый тормозами… Командир корабля подчеркнуто спокойно извинился за непредвиденную задержку по технической причине. Как длительна будет задержка, обещали сказать несколько позже…

Через два часа мы были уже в воздухе и, набирая высоту, пролетели над знакомыми мне «воротами», промытыми Роной между отрогами Альп и Юрой; затем пошла покрытая облачностью французская земля. Еще через час в облаках появились большие разрывы, через которые можно было видеть далеко внизу заснеженные Пиренеи — франко-испанскую границу. Над Испанией и Португалией летели уже в условиях ясной, безоблачной погоды, но так высоко, что Мадрид был виден лишь большим смутным пятном. Зато португальская столица предстала во всей красе: самолет снизился, чтобы сделать короткую остановку в Лиссабоне, заправиться горючим, перед тем как пересечь Атлантический океан.

В аэропорту, в зале для транзитных пассажиров, тщательно охраняемом салазаровской полицией и наглухо изолированном от остальных помещений вокзала, было непроходимо скучно и малолюдно. Унылой обстановки этого места не в состоянии разрядить ни торговля сувенирами, ни даже раздача каждому пассажиру бесплатно небольших бутылочек с отличным португальским вином… Через полчаса пассажиры без сожаления покинули лиссабонский аэровокзал.

Когда мы подлетали к Нью-Йорку, уже спустились густые сумерки. Город был окутан плотной дымкой, едва пробиваемой светом вечерних огней: под крыльями самолета мелькнуло что-то огромное, дымное, одновременно расплывчато-серое и местами яркое. Затем показалась широкая лента шоссе, водная гладь залива и, наконец, аэродром в какой-то низине — как оказалось, на острове Лонг-Айленд.

Как ни странно, но порядка в Нью-йоркском аэропорту имени президента Кеннеди заметно меньше, чем, скажем, в аэропортах Швейцарии или Франции: отсутствуют точные и четкие указатели, не так просто получить и устную информацию. Нет и той безукоризненной чистоты, которая присуща лучшим международным аэропортам Европы.

Не без труда разыскиваю зал, куда поступает багаж, привезенный самолетами из Европы. Вот и мой неразлучный спутник в странствиях — видавший виды чемодан, оклеенный со всех сторон рекламными ярлыками отелей пяти континентов (в Антарктиде отелей пока нет). Таможенный чиновник, не взглянув не только на чемодан и его содержимое, но даже на меня, ставит свой таинственный знак, служащий пропуском внутрь страны, и как бы между прочим спрашивает:

— Вам в Вашингтон? — Получив утвердительный ответ, добавляет: — Можете оставить чемодан вот там, слева; его перевезут к очередному самолету на Вашингтон.

Я благодарю таможенника и выхожу на площадь перед зданием аэропорта, где, по словам Картрайта, должен быть желтый автобус для проезда на аэродром внутренних авиалиний. Нахожу остановку и сам автобус и, заняв в нем место, пытаюсь оглядеться. Уже темно, и даже при ярком уличном освещении это нелегко сделать. Вижу уходящую вдаль огромную дугу огней, огибающую комплект зданий аэропорта. С внешней и внутренней сторон дуги потоки автобусов и автомашин.