Смелый полосатик, нисколько нас не стесняясь, пытается стащить за хвост с бересты сига. Он старается изо всех сил, упирается лапками, пыхтит, нервно подрагивает. Но из затеи ничего не получается. Толстый сиг недвижим. Тогда бурундучишка, усевшись столбиком, что-то, видать, обдумывает и, весело свистнув, убегает в заросли. Появляется минут через пять уже с подругой. Та осторожна и подозрительна. Смотрит на нас из пучка травы и нервничает. Потом смелеет. Она более практична. Не обращая внимания на рыб, подбирает с земли шкуру сома и улепетывает. Юрка протягивает бурундуку кусочек рыбы, тот сначала отскакивает, цыкает, затем осторожно семенит, смешно топорща длинные усы. Для него это, видать огромное испытание. Но как вкусно пахнет! Жадность побеждает. Смелый муж, подпрыгнув, выхватывает из руки кусочек и удирает.
Зажигаются звезды, и опять в уснувшем лесу звучит вчерашний крик: «Сплю, не сплю! Сплю, не сплю!»
Юра встает и, вслушиваясь, говорит:
— Схожу, попытаюсь разгадать, кто же кричит?
— Попробуй, только возьми ружье, без него опасно. Сам видал, сколько медвежьих следов.
— Конечно, возьму.
Он натягивает сапоги, сует в карман горсть патронов и тихонько крадется в сторону криков. Я лежу, обдумывая завтрашний поиск косуль. По темному небосклону быстро движется спутник. Чей он? Наш или американский? Да, а вообще, что сейчас делается на белом свете? Мы же ничего не знаем. К нашему стыду, в экспедиции нет даже простых приемников. Сегодня минуло одиннадцать дней, как мы оторвались от большой жизни и находимся в полнейшем неведении о последних событиях…Темнеет, над марью из-за сопки выползает полная луна. Струи реки играют перламутровыми переливами. Подбрасываю в костер дров.
Проходит час, а Юрия нет. Крики неизвестной птицы давно прекратились. Начинаю не на шутку беспокоиться. В душе ругаю себя за то, что в ночь отпустил парня. Здесь медведей больше, чем лосей и косуль. Неровен час, и столкнется хищник с неопытным охотником… Подымаюсь на ноги, напрягаю слух. В тайге полно звуков. Кажутся треск, шорох, какие-то неясные бормотания, вздохи. Это, конечно, слуховая галлюцинация, самообман, порождаемые беспокойными думами…
От резких дуплетных выстрелов одним прыжком оказываюсь у дерева и поспешно срываю с сучка ружье. Так и есть, небось нарвался Юрка на зверя! Бегу звериной тропой в тайгу. Через километр останавливаюсь на высоком бугре. За ним стелется марь, редковатый лиственничник грядой тянется вдоль болота куда-то на восток. Кричу до боли в голове, вслушиваюсь, опять кричу, ответа нет. Вскинув ружье, стреляю вверх. Грохот тяжелых зарядов будоражит ночь. Эхо стонет, дробью рассыпаясь по безбрежной мари. Вторично стреляю и, услышав ответный выстрел, обессиленный, опускаюсь на траву. Закуриваю, постепенно успокаиваюсь, сижу и жду. Минут через двадцать различаю в лунном полусвете фигуру сына. Он шагает легко и быстро по кромке мари. Подходит, лицо раскраснелось, в глазах отчаянный задор.
— Где был? Что случилось?
— А… — машет рукой Юрка. — С медведем столкнулся.
— Где?
— Вон в конце гривы, — показывает на восток, обтирает с лица пот и, приставив к лиственнице ружье, садится рядом.
— Птицу я заметил примерно здесь. Похожа на сову неясыть, только поменьше, и хвост какой-то длинный. Стал подкрадываться, она улетела. Закричала дальше, потом еще дальше. И так увела в конец гривы, там я ее потерял и повернул обратно. Иду тропкой, уже темнеет. На бугор поднимаюсь, а из кустов медведь вылезает, ну, шагов двадцать от меня, не более. Я ружье сдернул, а он меня, что ли, испугался. Рявкнул и бежать. Я успел два раза выстрелить, со второй пули он упал, потом вскочил и дал деру, только кусты трещат. Следил с километр. Спичкой посвечу — местами видна кровь. Потом в чаще след потерял. Завернул обратно и тут твои выстрелы услышал.
— Дурная твоя голова. Разве можно так рисковать? Раненый зверь мог броситься на тебя и в мгновение ока превратить в отбивную!
— Ну, это положим… Я уже успел новые пулевые патроны вставить, — отмахнулся Юрка.
— Для рассвирепевшего медведя твои пули были бы комариными укусами. Счастье твое, что медведь был ранен легко и не залегал, а могло получиться так: он запрятался в кусты, спокойно тебя пропустил, а потом сцапал сзади. Нет, дорогой мой, с таким животным шутки плохи.
Юрка нахмурился, но согласился с отцом.
— Ну ладно, пойдем на табор. Завтра попробуем проследить твоего крестника.
Утром встаем рано, купаемся и, подкрепившись копченой рыбой, уходим еще раз испытывать охотничье счастье. Ночью выпала обильная роса; забравшись в заросли лещины, моментально становимся мокрыми, но жаркое солнце быстро сушит. Минуем бугор, придерживаясь кромки мари, звериной тропой выходим в конец гривы.
— Вот здесь и встретились, — говорит Юра.