На суше и на море - 1969

У яна было два диалекта: на одном говорили мужчины, на другом — женщины. Такое двуязычие встречается крайне редко. Известно оно у некоторых племен индейцев — карибов, живущих в Вест-Индии. Двуязычие у карибов объясняется тем, что мужчины-карибы совершали набеги на острова, населенные индейцами, говорящими на языке аравака, убивали мужчин и захватывали в плен женщин. Женщины говорили на аравака и учили этому языку своих дочерей. Сыновья же пользовались языком своих отцов — кариба. У яна двуязычие развилось внутри племени, и причины его неизвестны. Детей воспитывала мать. Ей помогали бабушка и старшие девочки. Маленькие дети говорили на «женском» языке. Когда мальчики подрастали и не нуждались больше в материнском уходе, их забирал с собой на охоту отец, дядя или старший брат. Сначала ненадолго, а затем такие экспедиции становились все продолжительнее. В возрасте девяти-десяти лет мальчик-яна проводил большую часть времени с мужчинами. Тогда же он изучал свой второй язык — «мужской» диалект[5]. Подросткам, мальчикам и девочкам, запрещалось играть вместе, и даже братья и сестры должны были обращаться друг к другу на «вы». Неприлично было мужчине смотреть на тещу и невестку и оставаться с ней наедине. Так же должна была вести себя женщина по отношению к свекру и зятю.

Жилище семьи яна имело форму конуса, сложенного из шестов и покрытого кедровой или сосновой корой. Снаружи для тепла стенки засыпались землей на высоту около метра. Высота хижины достигала трех метров, диаметр — шести. Вокруг центрального шеста в земляном полу выкапывалось углубление, приблизительно трех метров в диаметре, глубиной около метра. Здесь был очаг, туда же складывали корзинки, черпаки, мешалки и прочие кухонные принадлежности.

Здесь готовили пищу, ели и спали в холодную погоду. Стены и пол покрывались циновками. Одеяла, одежда, инструменты, охотничье снаряжение и корзинки со всяким добром висели на стенах или стояли на приподнятой части пола. Дети входили в хижину через небольшое, прикрытое крышкой отверстие в стене на уровне земли, взрослые пользовались отверстием для выхода дыма, проделанным в вершине конуса. Туда вел столб с зарубками. Жили в такой хижине отец, мать, дети, а иногда и дедушка с бабушкой.

Обычаи яна разрешали многоженство. Но двух жен мог иметь только очень хороший охотник, способный прокормить большую семью. Таким мужем жены очень гордились, а так как обычно они к тому же бывали сестрами, то дополнительные осложнения в виде двух тещ и тестей отсутствовали.

Если семья была очень большая или несколько семей жили вместе, хижина строилась обширнее. Во всяком случае жили все очень тесно, и жесткие правила, регулирующие отношения между родственниками, помогали сохранять мир в семье. В каждом селении был «мужской дом», куда женщины не допускались. Он заменял мужчинам клуб, школу и церковь, да и женщинам оказывал немалую услугу: по крайней мере мужчины не путались под ногами и не мешали вести хозяйство.

Семьи были немногочисленны, и численность племени оставалась примерно постоянной. Яна очень любили детей и всегда находили время для их воспитания. К детям относились мягко, спокойно, без баловства, но и без ненужных запретов. Яна, как и все индейцы Северной Америки, окружали мать до и после рождения ребенка заботой и вниманием. Ей не разрешали работать, после родов она оставалась на своем ложе и ела специально приготовленную пищу. За ней ухаживали мать или другая пожилая женщина и муж. Новорожденного сразу начинали подкармливать кашицей из желудевой муки. Обычное представление об индейской женщине — «скво», нагруженной, как вьючное животное, и плетущейся за своим идущим налегке мужем, не относится к индеанкам Калифорнии. Все работали много: и мужчины, и женщины, и разделение труда было справедливым.

Год у яна начинался с приходом весны. Последние снежные «луны» года были для них самыми тяжелыми и голодными. Кролика или белки, случайно добытых охотниками в горах, не хватало, чтобы утолить голод, мучивший людей.

Но вот налетали весенние бури, первые вестники обновления природы. Холодный порывистый ветер, завывавший над хижинами, сменялся теплым дождем. Голые скалы плато, холмы и луга покрывались свежей зеленью молодого клевера. Солнце грело по-весеннему. Плескался и прыгал в бурлящих ручьях лосось, пробираясь против течения в верховья реки. Пока мужчины били рыбу гарпуном или ловили сетями, женщины наполняли корзины клевером. Выступающие ребра индейцев покрывались жирком, не плакали больше от голода дети. Кости лосося собирали, сушили, толкли в ступе и потом съедали, вознося хвалу этой рыбе, избавившей от голода.

Когда клевер подрастал и становился грубым и несъедобным, в пищу шли нежные луковицы растений. Их ели сырыми или вареными. А главное — оленье мясо и бульон из него с молодой зеленью!