На суше и на море. 1971. Выпуск 11

Добраться до мякоти было не просто. Представьте себе, что, вооруженные одним только не очень острым ножом, вы должны разрезать свернувшегося клубком ежа, у которого вместо иголок острые твердые шипы сантиметра два длиной и прочная в палец толщиной кожа. Промучившись минут пять под огнем критических замечаний зрителей и исколов руки, я понял, почему дуриан (что в переводе означает шипастик или шипач) получил свое название.

Кое-как мне удалось развалить пополам плод, напоминающий формой и размером среднюю дыню. Внутри оказалось несколько плотно прилегающих друг к другу долек неправильной формы, в каждой из которых под слоем мякоти серовато-кремового цвета скрывалась крупная плоская косточка.

Собрав всю свою волю, я отправил в рот первую порцию. По мере того как передо мной росла горка косточек, которые я, стараясь не морщиться, тщательно обсасывал, показывая, какое удовольствие я якобы испытываю, головы над изгородью начали исчезать одна за другой. Ехидные реплики с веранды доносились все реже. Разочарование, написанное на лицах зрителей, ожидания которых я обманул, несколько вознаградило меня за испытываемые муки.

Считая, что победа за мной, хотя на столе еще оставались две-три дольки, я решил, что пора кончать. Обратившись к мальчонке лет шести, который одиноко торчал над изгородью, я предложил ему то, что осталось от дуриана. Он протянул чумазую ручонку и с радостным криком загарцевал по пыльной улице.

Вкуса дуриана в тот момент я не разобрал. Все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы протолкнуть в горло очередную порцию отвратительно пахнущей, приторной массы с какими-то пленками и волокнами. Блаженно улыбаясь моим мучителям, которые, вытаращив от изумления глаза, смотрели на меня с веранды, я мысленно давал себе клятвы, что никогда не подойду к дуриану ближе чем на сто метров, не говоря уже о том, чтобы его есть.

Но справедливо утверждают, что время — лучший лекарь. Примерно через полгода мне довелось поехать на машине в Баньюванги — городок на восточной оконечности острова Ява. Мой коллега Павел Петрович и я не отрываясь смотрели на проносившиеся мимо пейзажи. С одной стороны шоссе над нашими головами шумела река Брантас. Дело в том, что ее воды кофейно-коричневого цвета несут к морю тысячи тонн ила. За много лет осаждающиеся на дне частички превратились в высокую насыпь, возвышающуюся над долиной, по которой и пролегает теперь русло реки.

С другой стороны дороги мелькали квадраты и прямоугольники рисовых полей. На них работали крестьяне в конусообразных шляпах, сплетенных из пальмовых листьев. Стоял сухой сезон, поэтому крестьяне не обращали внимания на реку, ревевшую наверху, словно угрожая ринуться в долину, когда ливневые дожди в горах дадут ей новые силы.

По мере того как дорога карабкалась вверх, все выше в горы, строгая геометрия рисовых полей долины уступала место волнистым линиям земляных валиков, удерживающих воду на террасах, ширина которых порой не превышала двух метров. Вода через специальные выемки по краям насыпей с веселым журчанием переливалась с одной террасы на другую, чтобы потом, пройдя по канавкам, напоить рисовые поля в долине.

Выше поля сменились зарослями. Сначала мне показалось, что это обыкновенный лес. Присмотревшись, я увидел, что между деревьями нет обычного для джунглей густого подлеска. Сопровождавший нас управляющий одной из местных фирм господин Сутарджо объяснил, что это дусун. Так называются полудикие сады. Они принадлежат близлежащей деревне.

Эти сады никто специально не разводит. Жители, собирая дикорастущие манго, бананы и другие фрукты, сначала расчищают подлесок только вокруг деревьев, чтобы можно было без труда собирать опавшие плоды. Время от времени они сажают в землю косточки съеденных фруктов. Так постепенно плодовые деревья занимают все больше места, а другие уничтожаются.

Немного дальше мое внимание привлекли огромные деревья, раскидистые кроны которых заметно возвышались над окружающей их растительностью. Сутарджо сказал, что это плантации дуриана. Они были заложены еще в пятнадцатом веке. Правители некогда могущественного государства Маджапахит под давлением мусульманских княжеств были вытеснены на восточную оконечность Явы из центральных районов острова. Поскольку дуриан был непременным украшением стола на пирах раджей, то эти деревья специально посадили там, где нашли последнее прибежище некогда могущественные владыки. Видимо, своей сладостью дурианы должны были смягчить правителям Маджапахита горечь поражений.

Я с почтением вглядывался в высокие, метров по тридцать, деревья. Прямые мощные ветви густо заросли большими рассеченными на концах и округленными у основания листьями. Снизу можно было разглядеть созревающие плоды.

Сутарджо вовремя напомнил, что без особой нужды стоять под деревьями не рекомендуется: сорвавшийся с ветки плод в два-три килограмма весом может не только нокаутировать неосторожно приблизившегося зеваку, но и надолго уложить его в больницу. Кое-где среди деревьев я заметил сохранившиеся зеленовато-желтые соцветия.