На суше и на море - 1972

Мы поднимаемся все выше и выше. Через час въезжаем на каменистый горб хребта Маньквотнёра. Свищет ветер. С запада мчатся к нам клубящиеся облака. Но мы успеваем заметить под ними далекий зазубренный горб приметной возвышенности.

— Вот, он, Монинг-Тумп, — говорю я своим спутникам.

— Как еще далеко… — качает головой Николай.

Облака налетели на гору. Закрутились белые вихри. Лицо ощутило легкие покалывания снежинок. И все вокруг потонуло в молочной пелене: пропали и горы и долины.

Долго плутаем на вершине Маньквотнёра. По следам от полозьев нарт проводник находит тропу, и мы спускаемся вниз, на западный склон Урала. На полянах среди приземистого ельника обилие густой сочной травы. Раскидистые шатры деревьев обещают неплохой приют.

— Расседлать коней! — кричу я.

— Даешь костер! — вторит, поеживаясь, Павел.

— Пашка! Чай кипяти быстрее! — добавляет Николай.

Крепкий чай — лучшего угощения нам не надо! На десерт, пожалуйста, черника. Крупная, спелая… Хоть целыми ведрами собирай.

В горах воцарилось приятное затишье. Весело пляшут языки пламени под закопченным чайником. А на огненной западной стороне горбом гигантского ящера красуются контуры далекой Монинг-Тумп.

Вот он, горный замок!

Заалел восток. Сизоватый свет пронизал тайгу. В лучах восходящего солнца загорелись верхушки деревьев. Белым столбом поднялся в небо дым от костра.

— Денек-то шибко добрый будет, — предсказывает проводник.

— Это хорошо, — радуется Павел. — Хоть бы дождя не было. Я любуюсь прекрасным утром, предвещающим успешную съемку.

— Терять такой день нельзя, — говорю я. — Придем на гору и сразу за кинокамеру!

Берем направление прямиком по тайге. После долгого и трудного пути по каменным россыпям, раскиданным в тайге у подпожия горы Тосемахтас-Тумп, попадаем на визирку — узкую просеку, ведущую к горе Моппнг-Тумп.

В тайге масса таких визирок. Ширина их не более двух метров— едва проходит лошадь с вьюками. Прорубают их для геологов: по визиркам на определенном расстоянии они роют шурфы для пробы грунта.

Просеками охотно пользуются не только люди, но и звери — дикие северные олени, лоси, медведи. Их следы попадаются часто.

Продвигаемся медленно среди завалов по серым таежным низинам. Наконец оказываемся в зоне березового криволесья с приземистыми лапчатыми елями. Над ними постепенно вырастает скалистый гребень вершины с утесами, напоминающими стены средневековой крепости.

Светит ласковое солнце. Николай оборачивается к нам и кричит:

— Все-таки мы пришли на Монинг-Тумп!

Выезжаем к ровной полянке под утесами, из-под которых берет начало ручей. Посреди поляны лежит огромный плоский камень, вокруг поляны полно черники, ягоды крупные, спелые. Невдалеке густая роща низкорослых пихт.

Николай с восхищением озирается:

— Смотри, какое место: вода есть, дров много, травы для лошадей вдосталь, ягод сколько!..

Снимаем с коней вьюки. Проводник выбирает мягкое мшистое место для палатки. Торопливо надеваю на плечо киноаппарат и говорю Павлу:

— Идем быстрее на вершину!

Николай остается готовить обед.

Я с помощником поднимаюсь к седловине глубоким логом, разрезающим гору почти пополам. На левой половине — острый гребень, на правой — гигантская скала, напоминающая развалины крепостной стены, прямо — колоссальные, как дома, плосковерхие глыбы со стоящим на них ребром треугольным камнем. Кажется, тронь камень — и он свалится.

Из туманной дымки на горизонте посылают нам привет каменные богатыри Маньпупынёра. Далеко на западе сверкает ленточка реки Илыч. На востоке тянутся хребты и, вздымаясь своими острыми вершинами, уходят далеко на север.

Вышли на широкое плато, окруженное огромными камнями в виде развалин дворцов. Теперь я воочию убеждаюсь, насколько права исследовательница Северного Урала В. А. Варсанофьева: здесь и на самом деле настоящие руины города с остатками крепостных степ, башен, вымощенных камнем площадей. Она называла эту гору Торре-Порре-Из (якобы на местном наречии).

Я спрашивал у манси и коми-зырян, как перевести это название — Торре-Порре-Из. Но все затруднялись это сделать. Тогда с одним из манси, Мартыном Анямовым, братом Данилы, мы провели такой анализ.

Если ни в мансийском, ни в языке коми нет вышеупомянутого сочетания, то его, вероятно, в шутку придумали все-таки коми-зыряне, исказив древнее мансийское название. Оно могло быть когда-то таким: Торев-Порыг-Ур («гора медвежьих дудок»), или таким: Торум-Порыг-Ур («гора небесных пиканов»). «Торев» — медведь, «торум» — небо, бог на небе; «ур» — гора, «порыг» — медвежьи дудки, пиканы — зонтичное растение барщевник, излюбленное лакомство манси.

Коми-зыряне, вероятно, заменили мансийское «ур» своим «из» (тоже «гора»), а «торев» (или «торум») и «порыг» превратился в «торре-порре».