На суше и на море - 1986

Китайский путешественник Сюань-Цзань, по-видимому, был одним из первых, оставивших письменный отчет о путешествии на Памир. Он писал: «Долина По-ми-ло имеет 1000 лье в длину с востока на запад и 100 лье в ширину с севера на юг; ее наиболее узкая часть имеет 10 лье в ширину. Она расположена между двумя снежными цепями; она очень холодная, и ветер дует там со страшной силой. Снег падает как весной, так и летом, ветер дует день и ночь. Почва насыщена солью и покрыта мелкой галькой. Там нельзя ни сеять зерно, ни разводить фрукты. Деревья и другая растительность очень редки; повсюду дикая пустыня, без следов человеческого обитания. В середине этой долины находится большое озеро Дракон; его протяженность —300 лье с востока на запад и 500 лье с севера на юг. Это озеро находится на невообразимой высоте в середине Та-Тзунг-Линг, в середине Тшен-пу-Тшу (Джамбу-Двипа). Если на него смотреть издали, оно представляется огромным морем, глазам границы его закрыты; слыша шум его волн, говорят, что это вопль пустынного грунта. Его воды чисты, их глубина невообразима, цвет воды плотной голубизны, вкус воды сладкий и приятный».

Впрочем, дело усложняли разночтения.

Нужно ведь было догадаться, что Болор, По-ми-ло, Пунлинь, Фамир, Бамир, Памер и Памиер, Паропамиз с вариантами — одно и то же.

Первым из европейцев, кто писал о Памире, был Марко Поло. Правда, сочинение его со вниманием прочли спустя века и века — книгу издали в Париже в 1824 году, когда уже и другие сведения были доступны ученым.

Англичане покоряли и изучали Индию — изучали, чтобы покорять. И неспециалисту бросалось в глаза сходство названий в верховьях Инда и Амударьи (Джейхуна, Оксуса): Кашмир, Памир, Тиримир, Амир… Может быть, основу всех этих слов составляет санскритское «мир» — озеро, ну а Памир тогда что-то типа «край высокогорных озер»? Догадка была, может быть, и хороша, но не имела подтверждения.

Меж тем за дело взялись знатоки Древнего Ирана. Может быть, Памир — это искаженное персидское Бам-иар и значит тогда «Крыша земли»?

Может, отсюда идет всем известное выражение «Крыша мира»?

Подставляли и другие персидские слова; иногда получалось складно: Пои-мор — «подножие смерти», не менее солидно, чем По-и-мург — «нога птицы». А еще лучше, например, Паи-михр — «подножие митры» (бог Солнца у древних иранцев), и тогда Памир — это «подножие солнца». Объясняли Памир «как последний край» иранских племен, что-то на манер американского «фронтира». Памир, как фронтир.

Путаница усложнялась еще и оттого, что с давних пор и по сей день между учеными идет жаркий спор о том, что называть Памиром. Одни называют Памиром всю территорию Горно-Бадахшанской автономной области, делая различие между Западным и Восточным Памиром; другие считают, что Памиров много — не меньше шести (так думал и А. П. Федченко); третьи доказывают, что только Восточный Памир правомочен носить это знаменитое имя; пятые (как О. Агаханянц), напротив, расширяют границы Памира за пределы государственных границ и считают, что понятие «Памир» «охватывает все сухие высокогорья этой части Азии между Алтайским хребтом на севере, Гиндукушем на юге, Кашгарским хребтом на востоке и Афганским хребтом Хоки-Ляль на западе… В таких границах Памир как высокогорная и одновременно сухая страна имеет очертания неправильного четырехугольника и занимает площадь, почти вдвое превышающую территорию Горно-Бадахшанской автономной области и вчетверо большую, чем площадь Восточного Памира».

Мы, говоря о Памире, имеем в виду именно территорию Горно-Бадахшанской автономной области.

Историко-политический аспект

Подойдем теперь к вопросу с другой стороны.

К концу 60-х годов прошлого века к российским владениям был присоединен Туркестан. В 70-х годах Бухара признала свою вассальную зависимость от российской короны. Ташкентский генерал-губернатор К. П. Кауфман, человек просвещенный, осторожный и гибкий, располагавший гигантской властью — не зря называли его на востоке Ярым-пашой (полуцарем), имел непосредственные сношения с соседним государством. Кокандское ханство, лежавшее на пороге Памира, было вполне уже «домашним». За перевалами, за Алтаем, лежала большая и неизученная область, в которой — об этом шумели газеты — все с нарастающей активностью действовали англичане.

С начала XIX века они правдами и неправдами проникали в Дарваз, Шунган, Вахан из Индии и подвластного им Афганистана. Их вклад в исследования Памира можно было бы назвать неоспоримым, если бы не утилитарно-военные цели. Скорее это были разведки, чем исследования, — не случайно же англичане проникали на Памир под видом паломников, переодевшись в местное платье, посылали своих агентов местных национальностей с единственной целью — разведать пути, переправы, перевалы, расположение крепостей. Географический уровень первых английских публикаций был таков, что русский исследователь В. Григорьев иронически называл их «образцом географической чепухи». Англичане проникали в чужие владения как соглядатаи, без разрешения.