На суше и на море - 1990

Раскаленное солнце и немигающие звезды со своих постоянных мест смотрели на неподвижный, как и они, «Стар Куин». Невозможно было заметить, что эта крохотная гантель несется с почти максимальной для нее скоростью, что в меньшей сфере скопились миллионы лошадиных сил, готовых вырваться наружу, и что в большей сфере есть еще кто-то живой.

Люк на теневой стороне корабля медленно открылся, и во тьме странно повис яркий круг света. Почти тут же из корабля выплыли две фигуры. Одна была значительно массивнее другой, и по очень важной причине — из-за скафандра. А скафандр не из тех нарядов, которыми можно пренебречь, ничем особо не рискуя.

В темноте происходило что-то непонятное. Потом меньшая фигура начала двигаться, сперва медленно, однако с каждой секундой набирая скорость. Когда из отбрасываемой кораблем тени ее вынесло на слепящее солнце, стал виден укрепленный у нее на спине небольшой газовый баллон, из которого вился, мгновенно тая в пространстве, легкий дымок.

Эта примитивная, но сильная ракета позволила телу преодолеть ничтожное гравитационное поле корабля и очень скоро бесследно исчезнуть вдали.

Все это время другая фигура неподвижно стояла в шлюзе.

Теперь наружный люк закрылся, яркое круглое пятно пропало, и на затененной стороне корабля осталось лишь тусклое отражение бледного света Земли.

Следующие двадцать три дня ничего не происходило.

Капитан «Геркулеса», облегченно вздохнув, повернулся к первому помощнику.

— Я боялся, он не сумеет этого сделать. Какой невероятный труд одному вывести корабль из орбиты, да еще когда и дышать-то нечем! Сколько времени нам нужно, чтобы встретить его?

— Около часа. Он все еще несколько отклоняется в сторону, но тут мы сможем ему помочь.

— Хорошо. Просигнальте, пожалуйста, «Левиафану» и «Титану», что мы идем на сближение и чтобы они тоже стартовали. Но я не стал бы до завершения стыковки давать информацию вашим приятелям из отдела новостей.

Помощник вспыхнул и с некоторой обидой возразил:

— Я и не думаю. — Он нажал клавиши счетно-решающего устройства и остался не вполне доволен мгновенно возникшим на экране ответом. — Не стоит, по-моему, вызывать другие буксиры, пока мы сами не подойдем к «Куин». Он все еще отклоняется в сторону. Что зря тратить горючее?

— Вы правы. Скажите, чтобы «Левиафан» и «Титан» были наготове, но не стартовали без нашего сигнала.

Пока это сообщение пробивалось сквозь толщу облаков к планете, первый помощник задумчиво спросил:

— Интересно, что он сейчас чувствует?

— Могу вам сказать. Он так рад своему спасению, что все остальное ему безразлично.

— Не думаю все-таки, чтобы мне было приятно бросить в космосе товарища ради возможности самому вернуться домой.

— Такое никому не может быть приятно. Но вы слышали их передачу, они мирно все обсудили и приняли единственно разумное решение.

— Разумное — возможно… Но как ужасно позволить кому-то спасти тебя ценой собственной жизни!

— Ах, не сентиментальничайте. Уверен, случись это с нами, вы вытолкнули бы меня в космос, не дав перед смертью помолиться!

— Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о космической романтике!

Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», который должен был уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал верньер. Потом с удовлетворением объявил:

— Вот он, километрах в девяноста пяти от нас. Велите команде стоять по местам… ну а его подбодрите, скажите, что мы будем на месте через тридцать минут, даже если это и не совсем так.

Тысячеметровые тросы натянулись, преодолевая инерцию обоих кораблей, и вновь расслабились, когда «Стар Куин» и «Геркулес» начали сходиться ближе. Электрические лебедки, вращаясь, выпускали швартовы, точно плели паутину, пока «Геркулес» не подошел наконец вплотную к «Стар Куин».

Тут-то и началась самая тонкая часть работы. Люди в скафандрах приложили немало усилий, чтобы полностью выровнять борты кораблей и соединить их стыковочные узлы. Когда это было сделано, наружные люки открылись и в переходных отсеках свежий воздух смешался с удушливо-тяжелым. Первый помощник с «Геркулеса», стоя с кислородным баллоном в руках, ожидал появления спасшегося космонавта и старался представить себе, в каком тот окажется состоянии. Вот уже открылся и внутренний люк «Стар Куин».

Остановившись в противоположных концах короткого коридора, мужчины с минуту молча смотрели друг на друга. Первый помощник с удивлением и некоторым разочарованием отметил про себя, что элемент драматизма здесь начисто отсутствует.

Сколько исключительных событий должно было произойти, чтобы этот момент стал возможен, а когда он наступил, напряжение вдруг сменилось спадом. Первый помощник капитана «Геркулеса» — неисправимый романтик — хотел сказать что-нибудь очень значительное, что вошло бы потом в историю, как та знаменитая фраза: «Доктор Ливингстон, я полагаю?»[23]

Но на самом деле он сказал только: