На суше и на море

Не просидел я и получаса у моего окна, глядя в серебрившуюся даль, как вдруг на дороге, ведущей от деревни к нашему дому, я заметил какой-то движущийся предмет. Мне была видна вся белевшая длинная полоса дороги от самого села и до нашей усадьбы, за исключением всего нескольких мест, где дорога скрывалась за большими группами деревьев или в кустах. Да, я не ошибался: в этот поздний час кто-то крупным галопом несся по по дороге. Но вот наездник скрылся в тени, ложившейся на дорогу в том месте, которого он теперь достиг, на протяжении каких-нибудь пятидесяти шагов, после чего тропа продолжала извиваться по ровной долине, вся залитая лунным светом. Там, где кончалась тень, подле самой дороги рос старый голландский дуб и вокруг ствола кольцом обвивалась скамейка; этот старый дуб был излюбленным местом прогулок наших дам в жаркие дни.

С напряженным вниманием я выжидал момента, когда наездник, проскакав ту часть пути, которая оставалась в тени, выедет снова на свет. Лошадь шла по-прежнему крупным галопом и тем же аллюром подскакала к дубу. Тут, к немалому своему удивлению, я увидал, что какая-то женщина соскочила почти на ходу с лошади; потом она поспешно привязала лошадь и быстрой, решительной походкой направилась к дому. Не желая тревожить никого в доме, я вышел из своей комнаты и без свечи спустился в сени маленького бокового подъезда. И вдруг, в тот момент, когда я подходил к двери, я увидал перед собой стройную женскую фигуру, которая уже держала руку на замке и силилась открыть дверь. То была Мэри Уоррен.

— Так и вы увидали ее, мистер Литтлпедж? — шепотом спросила она меня.

— Вы знаете, кто это? — спросил я в свою очередь.

— Конечно, — спокойно ответила Мэри, — я не могла ошибиться, это Оппортюнити Ньюкем.

При этом я повернул ключ, и как раз в это время названная особа переступила через порог. Она, казалось, была весьма удивлена при виде тех привратников, которые отворили ей дверь, но все же поспешила войти, оглядываясь назад, как будто опасалась, что за нею следили.

Оппортюнити была девушка лет двадцати шести, не лишенная известной привлекательности, а теперь, когда она от быстрой езды, а может быть, и от испытываемого ею волнения, раскраснелась, она казалась весьма красивой; при всем том Оппортюнити Ньюкем была не из числа тех женщин, которые могли внушать мне страсть. Первые произнесенные ею слова отнюдь не говорили в пользу деликатности ее манер.

— Честное слово! — воскликнула она. — Я уж никак не ожидала, что застану вместе двоих молодых людей в такую пору ночи!…

Я бы охотно свернул ей шею за это злое замечание, но участие, которое мне внушала Мэри, невольно заставило меня бросить в ее сторону встревоженный взгляд, но девушка отнеслась к этим словам с таким спокойствием, какое может в подобных случаях дать лишь сознание своей невиновности ни в чем дурном.

— Мы все давно уж разошлись по своим комнатам, — сказала она, — и все, кажется, легли спать, а мне спать не хотелось, и я села к окну. Вас я увидела с той минуты, как вы выехали из села. У дуба я вас узнала и спустилась, чтобы впустить вас, полагая, что нечто важное привело вас сюда в такую пору.

— Ах, вовсе нет! — развязно воскликнула Оппортюнити. — Я очень люблю лунный свет, и мне показалось особенно приятно прокатиться при луне сюда и часа в два поутру вернуться обратно. Вот и все, что меня побудило предпринять эту поездку, могу вас в том уверить, Мэри.

Спокойный тон, каким были сказаны эти слова, признаюсь, немного удивил меня. Я подумал, что столь несвоевременный приезд Оппортюнити Ньюкем находится в связи с вопросом о ее брате и что потому она, весьма естественно, желала говорить со мною с глазу на глаз. Мы находились в большой библиотеке у круглого стола, на котором горела лампа. Мэри сидела ближе ко мне, а Оппортюнити немножко поодаль. Я незаметно между разговором написал на клочке бумаги два слова Мэри, прося ее оставить нас вдвоем, и так же незаметно подсунул эту записку моей соседке. Та молча встала и вышла из комнаты, а Оппортюнити даже не сразу заметила ее уход.

— Вот видите, вы заставили Мэри Уоррен удалиться, мисс Оппортюнити, вашим замечанием по поводу того, что вы застали нас вдвоем.

— Ах, Боже мой, — воскликнула она, — да что же тут ужасного? Я, например, привыкла оставаться вдвоем с мужчинами и даже не обращаю на это ни малейшего внимания. Но одни ли мы теперь, мистер Хегс?

— Как видите, здесь ни души. Мне кажется, что мисс Мэри покинула нас, немного обиженная вашими словами.

— О, что касается Мэри Уоррен, то я нимало не беспокоюсь о ней. Это такое добродушное создание, такое незлобивое и снисходительное, как и сама религия. Да и к тому же ведь она не больше чем дочь священника епископальной церкви, и если бы здесь не было вашей семьи, то я, право, уверена, что эта должность давно уж уничтожилась бы в Равенснесте.

— О, в таком случае я весьма доволен тем, что наша семья еще существует здесь! Что же касается мадемуазель Мэри Уоррен, то мне очень приятно слышать, что она такого кроткого характера.