— А теперь, Алексей Филиппович, скажи-ка мне, что за дело затеял ты с женскою больницею и женскою гимнастикой? Да ещё царевича Леонида с царевною Татьяною в него вовлёк? — какой-то особой строгости в голосе отца Власия я не услышал, но задан вопрос был уже без благосклонно-заинтересованного тона, к которому я за время беседы успел привыкнуть. Кажется, известия о нашей затее до архимандрита дошли в каком-то искажённом виде, и хорошо, если смысл её настоятелю исказили по глупости, а не по недоброму умыслу.
В ответе я постарался и развеять опасения отца Власия, и сделать это так, чтобы слова мои не выглядели оправданиями. Стыдиться или бояться мне тут было совершенно нечего, и я просто изложил своими словами обосновательные бумаги, что писали для Татьянки я сам и Андрей Васильков. Не забыл, понятное дело, упомянуть и о пожертвованиях, сделанных в пользу начинания государем и его семьёй.
— Вот, значит, как… — ответил архимандрит после некоторого раздумья, и голос его на этот раз звучал уже куда мягче, хотя некоторая осторожность в нём ещё ощущалась. — Что же, тело есть храм души, а потому содержать его, как и храм Божий, в должном порядке следует. В чистоте и здравии, стало быть. И раз государь наш Фёдор Васильевич дело одобрил, то и спрашивать тут больше нечего. Мне-то, знаешь ли, про затею с этим гимнастическим обществом много чего говорили… Уж не обессудь, Алексей Филиппович, пересказывать тебе не стану. Но высоко ты поднялся, и завистников у тебя прибавилось. Ну да цену их словам я теперь знаю, так что ежели опять до меня их речи дойдут, так и пропадут втуне. Только ты, вот что, Алексей Филиппович…
Я весь обратился во внимание. Архимандрит прав, завистников у меня наверняка хватает, и завистников деятельных — вон, даже его высокопреподобию накляузничали. Пожалел меня отец Власий, пожалуй, напрасно, что пересказывать те кляузы не стал, я и так неплохо себе представлял, что там могло быть написано, но расположение своё показал. И как вот после такого к его словам не прислушаться?
— Ты как точно известно станет, где больницу и гимнастический дом строить будут, мне о том сообщи. Прямо сюда, на подворье, пришли письмо, мне передадут. А я посмотрю, кто там в ближайшем храме Божием настоятель… — ну да, про то, что если архимандриту тот настоятель чем не угодит, тут же его и поменяют, вслух говорить и правда нет смысла, я не дурак, уже и так понял. То есть присмотр церкви Женскому гимнастическому обществу царевны Татьяны Филипповны обеспечен. И не просто церкви, а церковной тайной службы. Ну да ладно, раз так, то так. Избежать, как я понимаю, такого счастья не выйдет, значит, будем жить и работать с ним. Хм, а может, оно и к лучшему?
— И про завистников, Алексей Филиппович, не забывай, — похоже, архимандрит взялся приводить нашу беседу к завершению. — Они ещё не раз и не два жизнь тебе попортить возжелают… Но ежели ты сам чист останешься, ничего у них не выйдёт, кроме вреда собственным их душам. Веруй в Бога, молись Ему, уповай на Него, и устроит Господь тебе всё по правде Своей. А мы с братией за тебя Бога молить будем ежедневно, дабы укрепил Он тебя и направил. Помощь Божия никому не лишняя, и тебе лишней не будет.
Перед прощанием архимандрит подарил мне серебряный медальон-икону Михаила Архангела, небесного покровителя князей и бояр, и выказал преизряднейшее уважение, лично проводив меня до ворот подворья.
Домой я ехал в смешанных чувствах. Благорасположение его высокопреподобия — это в любом случае хорошо, даже в совмещении с неявно обещанным мне присмотром. Так, царь за мной уже присматривает, глава церковной тайной службы теперь тоже. И кто тут может оказаться следующим?..
[1] Длинное (до пят) одеяние с широким запахом, глухим воротом и узкими рукавами, ушитое в талии и расширенное к низу. Носится на богослужении (исключительно чёрный) или как повседневная одежда (любого неяркого цвета)
[2] См. роман «Семейные тайны»
[3] См. роман «Хитрая затея»
Глава 19
Два провокатора