На своем месте (СИ)

Да уж, есть. Архитектор Клингофер закончил проект строительства в Сокольниках. Я и Васильковы пришли в полный восторг — Антон Адольфович в очередной раз показал, что светилом зодчества в Царстве Русском его считают с полным на то основанием. Да, в его исполнении будущая больница смотрелась больше похожей на дворец, но для здешней архитектуры оно вполне нормально. В бывшем моём мире, кстати, дело с этим обстояло точно так же — вспомните хотя бы институт Склифосовского. Тоже ведь сразу как больница и строился, а на вид — дворец дворцом. Конечно, следовало показать проект ещё царевне Татьяне и царевичу Леониду, как и Варе с Оленькой, но я взял на себя смелость дать дозволение на начало земляных работ, благо, снести старые постройки на выкупленной земле уже успели. Вот вернутся в Москву мои и Леонид с Татьянкой, тогда и утвердим, но копать-то можно уже сейчас, а раз можно, то и пора. Впрочем, Антон Адольфович уверял, что при правильной организации работ к наступлению зимы уже можно будет начать возводить стены, а будущим летом строительство к общей радости благополучно и завершить. И одними уверениями тут не обошлось — план работ Клингофер сам же и составил, и даже согласовал его со старостами артелей землекопов и строителей, как и с городскими властями. А уж кому следить за тем, чтобы план соблюдался, найдётся — если что, я и сам смогу, но, думаю, хватит и Васильковых.

Провёл я целый день и на заводе, лишний раз убедившись, что дела идут вполне неплохо. Да, столь больших заказов, как недавно от Палаты казённых имуществ и братьев Антифеевых, пока не было, но мы и с исполнением названных ещё полностью не закончили. Зато заказов небольших Келин сумел набрать немало, да и выпуск артефактов попроще и подешевле тоже себя оправдывал — долго они у нас на складе не залёживались. Управляющий тем не менее на лаврах отнюдь не почивал, продолжая искать и, что особенно приятно, находить выгодные заказы. Мы с Павлом Сергеевичем прошлись по всем цехам, заглянули в заводскую контору, не обошли своим вниманием склады и прочие заводские помещения, убедившись, что всё работает, как оно и нужно, отобедали в заводской столовой, где тоже обнаружили полный порядок, обсудили за долгим чаепитием дела на ближайшее будущее, и с завода я убыл в самом прекрасном расположении духа. В том же благостном состоянии я проснулся следующим утром, с удовольствием позавтракал и даже явление тайного исправника Мякиша воспринял как событие не то чтобы совсем уж приятное, но и определённо не плохое.

От вина тайный исправник снова отказался, не иначе как по привычке, по той же привычке предложение кофею принял с благодарностью, кажется, даже искренней.

— Скорого улучшения состояния Ивана Фёдоровича доктор Шиманский не обещает, — начал Мякиш с новостей о виновнике, если можно так выразиться, торжества, — но об избежании опасности для его жизни говорит вполне уверенно. Боюсь, однако, дожидаться, пока сам Смирнов сможет отвечать на наши вопросы, мы возможности не имеем.

— А куда вы так спешите? — поинтересовался я. — По-прежнему полагаете, что Родимцев передаст бумаги за границу?

— Пока что таковой возможности исключать не следует, — Мякиш неопределённо качнул головой, — однако чем дальше, тем сложнее ему будет это сделать. За посольствами и консульствами мы уже самым внимательным образом наблюдаем, как и за их служащими, здания дипломатических миссий покидающими. Встретиться с ними незаметно для нас Родимцев не сможет, и наши люди в такую встречу немедленно вмешаются. Не в том тут беда, Алексей Филиппович…

— В чём же тогда, Михаил Дорофеевич? — поспешил я воспользоваться словоохотливостью собеседника.

— Найти Родимцева мы пока никак не можем, — посетовал Мякиш.

— Мне кажется, Михаил Дорофеевич, по поводу Родимцева я вам могу кое-что подсказать, — Мякиш показал самый неподдельный интерес, даже чашку на стол поставил. — Но прежде хотелось бы прояснить у вас несколько важных для меня вопросов.

— И каких же, Алексей Филиппович? — похоже, в голос тайный исправник вложил всю доброжелательность, какая на сей момент у него имелась, но и некоторой настороженности скрыть не смог.

— В каком качестве видите вы моё участие в деле? — упоминание трудностей, с коими столкнулись тайные, представлялось мне более чем подходящим поводом для разговора начистоту. — Простите, Михаил Дорофеевич, но я пока не наблюдаю настоящей вашей заинтересованности в этом моём участии. Не о вас лично я говорю, прошу ещё раз прощения, но о Палате тайных дел в целом. И, опять-таки простите, если вы пожелаете отговориться приказами свыше, будьте лучше так добры промолчать, я это уже не раз слышал. Не посчитайте мои слова проявлением невежливости, но складывается у меня впечатление, что начальство ваше желает использовать меня втёмную, а я такого отношения к себе не приемлю.